Уфа – центр медицинского туризма
Столица Башкирии привлекла пациентов из 14 стран мира
Резида Галимова: В 2017 году я была единственным доктором из России, который получил уникальный грант Хьюберта Хамфри (американский фармацевт и политик, занимавший пост 38-го вице-президента США с 1965 по 1969 год. – Русфонд). Он дается молодым людям, которые достигли успеха в своей профессиональной деятельности в области здравоохранения, образования, сельского хозяйства и т. д. У меня появилась возможность пройти стажировку в США в Rollins School of Public Health в Университете Эмори в Атланте. Это школа, в которой преподают экономику здравоохранения, финансы, качество оказания медицинской помощи, бухгалтерский учет (самый, кстати, сложный для меня предмет). Параллельно я поступила в Университет Джона Хопкинса (частный исследовательский университет, основанный Джоном Хопкинсом в городе Балтимор, штат Мэриленд, США. – Русфонд) на MBA (Master of Business Administration, или магистр делового администрирования), где обучалась по специальности «менеджмент в сфере здравоохранения»: училась писать бизнес-планы, делать инвестиционные проекты, рассчитывать развитие программ. Во время учебы я узнала про фокусированный ультразвук, что такая технология есть в Израиле, Европе, США, а вот в России про нее пока мало кто слышал. И я тогда поняла, что пациенты в нашей стране достойны иметь аналогичную медицинскую помощь, поскольку, когда в первый раз видишь, как работает эта методика, это вдохновляет до глубины души. Мне пригодились все полученные знания, мы буквально зажгли инвестора этой темой. А он у нас человек, который очень много вкладывается в здравоохранение, образование, детский спорт в Башкирии. Он энтузиаст и патриот нашей республики, поэтому и выбора, где открывать клинику, не было. Хотя мы и привыкли, что все передовое у нас обычно в Москве или в крайнем случае в Санкт-Петербурге.
Динара Нажипова: Каково это – внедрять совершенно новую технологию в нашей стране? Мы все знаем вас как высококлассного специалиста, но здесь наверняка понадобились и другие навыки?
Р. Г.: В помещении, где сейчас находится ММЦ имени В.С. Бузаева, собирались открыть спортивный клуб. В октябре 2018-го здесь были голые стены, высокие потолки под пять метров – их пришлось опускать. Клиника расположена на втором этаже, а оборудование очень тяжелое – десятки тонн, поэтому пришлось укреплять первый и второй этажи, подвал. Плюс все оборудование требует отдельной линии в электропроводке – этого не было изначально заложено, также мы заново делали вентиляцию, проводили воду в каждое помещение, чтобы уложиться в медицинский стандарт. Одновременно здесь работали сразу несколько бригад: сантехники, плотники, электрики, маляры. Пришлось самой погружаться буквально во все. Был период, когда мы вообще работали без выходных. Далее был проект помещений, прохождение Роспотребнадзора, Росздравнадзора, лицензирование в Минздраве. Девять месяцев ушло на изготовление оборудования (производитель – израильская компания Insightec).
Д. Н.: А вы на тот момент уже представляли, кто вообще ваши будущие пациенты?
Р. Г.: Мы провели первоначальный анализ рынка, знали примерное количество пациентов. Плюс было понимание, что в аналогичных центрах в других странах эта технология востребована. Во всем мире бум ультразвука. В маленькой Японии 16 подобных центров, в Европе – порядка 20, в США вообще 50 – практически в каждом штате. Но есть и другой момент – технология, оборудование и расходные материалы дорогие. Я приходила и рассказывала коллегам-неврологам: «Мы будем открывать центр фокусированного ультразвука». А они: «Ты вообще представляешь, во что влезаешь? Где возьмешь клиентов? Мы на квоты не можем найти пациентов, а ты собираешься это делать на небезвозмездной основе». Тут мне пригодились знания, полученные во время учебы: менеджмент, маркетинг и т. д. Обычно происходит так: клиника получает оборудование, делает первую операцию, а потом начинает про это говорить. А мы начали рассказывать о фокусированном ультразвуке за полтора года до открытия. Поэтому к моменту открытия в листе ожидания у нас уже было 30 пациентов.
Д. Н.: Первая операция у вас прошла в мае 2020 года, в самый разгар ковида. Как вам это удалось?
Р. Г.: Тут вообще получилась уникальная история. Технология очень сложная, работа – ювелирная, учиться надо кропотливо. В идеальной ситуации клиника готовит 20 пациентов, на две недели приезжают три-четыре врача-аппликатора из разных стран и обучают врачей центра данной методике. Это, я повторюсь, в идеале. А у нас все было готово: пациенты отобраны, оборудование смонтировано, гирлянды развешены – и вдруг ковид. 23 марта мне звонит представитель компании из Израиля и говорит: «Резида, локдаун, мы не сможем прилететь. Давай переносить, будем ждать, когда карантин закончится». Я понимаю, что никто не знает, что такое ковид и сколько продлится этот локдаун – уж точно не месяц. У нас был шок. С одной стороны, надо выплачивать инвестиционный кредит, с другой – нам звонят 20 человек-пациентов, уже купивших билеты в Уфу. Посовещавшись, мы попросили президента компании провести хотя бы онлайн-обучение наших сотрудников, чтобы не терять время. У нас были фантомы (искусственно созданные ткани, органы, конечности. – Русфонд), на которых мы могли тренироваться. Компания была удивлена, такого опыта у них раньше не было, но согласилась: написали нам тексты, мы сидели, слушали их лекции про строение оборудования, принципы, физику и т. д.
Д. Н.: С фантомами все понятно, но как получилось так, что в марте все было под угрозой закрытия, а 5 мая вы уже прооперировали реального человека?
Р. Г.: Здесь помог случай. Практика приезда докторов есть всегда. У Игоря Вячеславовича Бузаева (специалист по рентгенэндоваскулярной диагностике и лечению в Башкортостане. – Русфонд) планировалась операция в Республиканском кардиологическом центре, которую должен был провести профессор Эустакио Онорато из Италии (кардиолог, сосудистый хирург. – Русфонд). Но из-за пандемии он не смог прилететь, а операция сложная – и пациент мог просто не выжить. Игорь Вячеславович сказал: «Онорато, давай ты подключишься онлайн и расскажешь технологию, а мы сделаем». Тот подключился, операция прошла успешно, про нее рассказали по центральному телевидению. А я сижу и думаю: а мы чего тормозим? Мы уже 30 фантомов «прожгли», все они живы, надо сделать то же самое. Пишем в компанию: «У нас есть первый пациент, и мы готовы провести операцию под вашим контролем онлайн». Они: «Как онлайн? А юридически как?» Мы: «У нас только что профессор из Италии прооперировал таким образом кардиопациента». Так что 5 мая 2020 года мы под контролем трех специалистов компании и под курацией главного внештатного нейрохирурга республики профессора Шамиля Сафина, главного паркинсонолога РФ профессора Сергея Иллариошкина учились закручивать на пациенте шлем, правильно укладывать и находить очаг, который вызывал тремор. Операция длилась четыре часа, но прошла успешно. Таким же образом мы выполнили 38 операций. Обычно компания сертифицирует клинику после 20 манипуляций, но, так как нас запускали онлайн, с нами побыли подольше. Подобную практику открытия клиник онлайн компания Insightec продолжила: так появились центры в Австралии, Франции. А представители организации, кстати, до сих пор до нас не доехали. Я благодарна нашему первому пациенту за то, что он в нас поверил. Это был риск, но он сказал: «Делаем! У меня трясутся руки – мне нужна помощь». Сегодня мы успешно провели уже более 130 операций.
Д. Н.: А вам приходилось наблюдать за операцией?
Р. Г.: Я видела, как ее проводили в Америке и в Южной Корее. Когда начала работать, спросила представителей компании, кто самый быстрый нейрохирург из тех, кто занимается ультразвуком? Они говорят: «Чанг в Сеуле». Я пишу: «Дорогой профессор Чанг, я Резида из России, хочу приехать к вам на стажировку». Он не отказался, но конкретных дат не назвал. Тогда я просто взяла билеты и следующее письмо уже написала оттуда: «Привет, я в Сеуле». Я наблюдала за его работой и теперь понимаю, почему он самый быстрый. После каждого направления ультразвука – это называется соникацией – мы по соображениям безопасности выкатываем пациента из МРТ-кабинета и полностью его осматриваем. Это позволяет выявить мелкие нарушения: онемение губы, кончиков пальцев и т. д. Только после этого мы можем быть уверены, что не навредим пациенту, если двинемся дальше. Если видим, что наше воздействие вызывает какие-то нарушения, мы из этой точки уходим. Чанг не выкатывает пациента между сессиями и не смотрит: все исключительно на субъективных ощущениях больного и рисунке (пациент рисует на листочке бумаги спирали. – Русфонд), который медсестра показывает доктору. У Чанга операция длится в среднем полтора часа. Но эта скорость небезопасна. Хотя мы, кстати, как-то сделали операцию вообще за 45 минут. То есть одно наше вмешательство все-таки было быстрее, чем у профессора Чанга.
Д. Н.: Как так получилось, что именно Уфа сегодня стала центром медицинского туризма? Почему выбирают именно вашу клинику?
Р. Г.: Важно, как мы продвигаемся. Мы рассказывали о центре не только в России, но и в других странах. У нас есть сайт на арабском, английском, турецком языках. Здесь очень важно быстро отвечать на запрос, проводить заочную консультацию. Ну и, конечно, цена. В США такая операция без страховки обойдется в 40 тыс. долл., в Европе – 2527 тыс. евро, а у нас 950 тыс. руб. (15 тыс. долл.). В Азии эта методика пока не распространена, но есть удобные прямые рейсы в Россию. Плюс у нас полностью англоязычный персонал, нет языкового барьера, все консультации и выписки даем на английском.
Д. Н.: У вас на сайте есть карта, где вы отмечаете, жители каких стран уже стали вашими пациентами. Расскажите, пожалуйста, об этом.
Р. Г.: Да, 14 стран, в основном входящих в состав СНГ, а также Румыния, Ирак, Иран, Алжир, Замбия, Саудовская Аравия. Тут много интересных моментов. Общение с пациентами из мусульманских стран – вещь очень тонкая. У них доктор равносилен Богу и отношение соответствующее: очень почитают, принимают все, что ты говоришь. Но нужно учитывать многие факторы. Например, понимать, можно ли входить в палату, потому что это может быть время намаза. Мы стараемся уделять внимание питанию: строго без свинины, чтобы была более-менее привычная для них пища. И доктора начинают расти на глазах – в плане коммуникации с пациентом. Это очень хороший опыт.
Д. Н. Как вообще была организована помощь больным с тремором до появления технологии? Вы можете сравнить?
Р. Г.: Первое – это консервативная лекарственная терапия. Далее, когда медикаменты перестают работать, делают глубокую стимуляцию. В участок головного мозга вставляют электроды и подшивают генератор, который будет их стимулировать. Плюс этой методики в том, что больные могут получить такое лечение по квоте. Минусы – это операция, бывают осложнения, кровотечения, нагноения, миграция (перемещение) электрода, у некоторых пациентов нет ответа на процедуру. Еще один метод – радиочастотная абляция. С помощью электрода выжигают проблемный участок. В нашей методике многое взято из нее – например, точки воздействия. Но главное преимущество – нет разрезов, мы не нарушаем кожный покров. И еще важно: мы можем безопасно двигаться по головному мозгу. То есть у нас есть возможность нагреть участок мозга до 4045 градусов, и на этом тепловом эффекте уже виден результат. Мы видим, что тремор исчез, проверяем, что ничего не задето, и только после этого работаем. Если результата нет, то продолжаем искать правильную точку. То есть наш метод – персонализированный.
Д. Н.: Вы говорили, что фокусированный ультразвук – это не мечта нейрохирурга, но совершенно точно мечта любого пациента. Что вы имели в виду?
Р. Г.: Нейрохирурги любят резать, и чем сложнее, тем лучше. А эта технология пациентоориентированная. Она вообще без разрезов. Максимум – бреем волосы. Медицина идет к тому, чтобы как можно меньше трогать пациента, чтобы избегать попадания в реанимацию. Именно там – в больницах, реанимациях – живут микробы, которые не чувствительны к антибиотикам. Представьте, мы заболеваем, нам проводят антибактериальную терапию, а эффекта нет. Значит, и шансов спасти человека тоже нет. Поэтому технологии, когда пациент не госпитализируется, не попадает в реанимацию, а уходит домой, будут только развиваться.
Д. Н.: Каковы перспективы этой технологии в России и в мире?
Р. Г.: Перспективы огромные. Технология постоянно развивается. Еще семь-восемь лет назад в шлем, который надевается на голову пациента, было встроено 800 датчиков, а сегодня – уже 1024. Чем их больше, тем большей температуры нагревания можно достичь, даже если плотность кости высокая. Очень перспективно использование технологии в лечении опухолей мозга, например. С ними тяжело работать, потому что мало препаратов могут проникнуть в мозг из-за гематоэнцефалического барьера (барьер между кровеносной системой и центральной нервной системой. – Русфонд). Так вот, специалисты компании придумали вводить через вену специальные растворы, которые содержат так называемые шарики, microbubbles. Когда раствор доходит до головного мозга и мы направляем туда ультразвук, шарики взрываются внутри сосудов мозга и повреждают стенку капилляров. И в это время дается мощная химиотерапия – и препарат за счет этих маленьких дырочек попадает в головной мозг. Таким образом, например, наблюдают несколько глиобластом (наиболее агрессивная форма опухоли мозга. – Русфонд), и благодаря этому выживаемость данных пациентов увеличилась. Метод фокусированного ультразвука используют для лечения болезни Альцгеймера, Паркинсона, идут исследования по применению метода в психиатрии – лечении депрессий, дистоний, эпилепсий, опухолей и гамартом (доброкачественных новообразований. – Русфонд).
Д. Н.: К слову о гамартоме, ММЦ имени В.С. Бузаева стал вторым медучреждением в мире, начавшим клиническое исследование по лечению гамартомы фокусированным ультразвуком.
Р. Г.: С гамартомой получилось интересно. Когда наши коллеги за рубежом взяли первого пациента и попробовали его лечить фокусированным ультразвуком, то идея была взять и выжечь эту гамартому. Операция длилась восемь-девять часов. Но положительных результатов не было. Позднее осознали, что опухоль не нужно убирать, достаточно ее просто отсечь от окружающих тканей и оставить. Когда гамартома отсечена, она либо просто там находится и ничего с ней не происходит, либо скукоживается – и в течение какого-то времени остается ее маленькая часть. То есть, если гамартома расположена в центре, то она вряд ли как-то воздействует на человека, а вот если прилежит к ткани, то раздражает нервные клетки, и они как раз дают симптомы и приступы.
Д. Н.: Мы видим моментальный эффект методики фокусированного ультразвука при лечении тремора. В случае с гамартомой тоже можно рассчитывать на быстрый эффект?
Р. Г.: Окончательная оценка результатов происходит через год. Но пока мы наблюдаем пациентку из Башкирии пятый день – и приступов нет.
Д. Н.: Станет ли доступна эта технология по ОМС?
Р. Г.: Сложный вопрос. Когда мы начинали работать, то даже номенклатурного номера у этой методики не было. Сейчас мы добились того, чтобы номер появился. Следующий шаг – квота «Воздействие фокусированного ультразвука на головной мозг», и тогда у большего количества пациентов появится шанс. Потому что за этой методикой будущее.
Фото: Международный медицинский центр имени В.С. Бузаева