Колонка психолога
Мне лучше знать
Попытки изменить мировоззрение знакомых и настойчивое желание помочь – не что иное, как «бытовое мессианство»
– А ты веришь в бога?
В бога я тогда (как и сейчас) не верил, но сама идея того, что мой приятель в него верит, показалась мне возмутительной, и я обрушил на него целый поток аргументов, вычитанных еще из советских разоблачительных книг и брошюр. И было не важно, хочет этого приятель или нет: нужно было во что бы то ни стало его разубедить. Приятель вяло сопротивлялся, но держался своего, отчего я начал злиться и в итоге решил, что мой знакомый попросту недалекий и ограниченный человек и его можно только пожалеть.
Сейчас я понимаю, что недалеким и ограниченным человеком в тот момент был я. А мои попытки изменить мировоззрение знакомого можно назвать «бытовым мессианством» (не в смысле ожидания мессии, а в смысле обладания безусловным знанием). Оно проявляется, когда мы, столкнувшись с чьими-то взглядами или привычками, которые не вписываются в нашу картину мира, пытаемся сразу же это исправить. То есть спасти ближнего от тьмы невежества ради его же блага. В приступе «бытового мессианства» мы пытаемся, например, рассказать вегетарианцу о прелестях мяса или ужасах отсутствия животных жиров. А веган-проповедник, наоборот, сморщит нос при виде «этих трупоедов» и обязательно уведомит их о вреде красного мяса. Политика, религия, частные вопросы – тут все идет в ход.
Другой аспект «бытового мессианства» – стремление «причинить добро». Имеется в виду вмешательство и помощь человеку, когда он об этом не просил. Суть здесь та же, что и с убеждениями: мы лучше знаем, что нужно другому. Можно спасать самому, а можно стыдить окружающих за то, что они не спешат на помощь.
Зачем мы это делаем? Почему то, что другой человек придерживается иных взглядов или ведет иной образ жизни, не дает нам покоя? Из-за чего так сложно следовать идее «живи и давай жить другим?» И так легко скатиться к «живи/думай так, как живу/думаю я»?
В основе такого стремления – страх. В процессе жизни люди приобретают определенное мировоззрение, оно дает опору и снижает уровень тревоги. На смену «а вдруг я двигаюсь не туда?..» приходит «верной дорогой идешь, товарищ!». Это нормально и естественно. Но если в сознании человека живет идея абсолютной истины, то верен только один образ жизни, а остальные – неверны. Однако этой идеи мало, чтобы начать спасать окружающих. Нужны еще очень сильные и при этом малоосознанные сомнения в том, что твои взгляды – правильные. Чем меньше уверенности – тем больше страха, ведь если обнаружится, что ты всю жизнь жил «не так», то столкнешься с жуткой пустотой, а еще – с унижением перед теми, кто «правильнее». Как говорила одна моя знакомая: «Я не хочу с ним спорить – вдруг он окажется прав?»
Сознание мобилизуется на борьбу с «крамолой», все силы объединяются вокруг сверхценных идей (это такие идеи, которые важнее человеческого достоинства или даже жизни) – и вперед. Чем больше вокруг единомышленников – тем спокойнее и проще, потому и нужно немедленно убедить соседа, что у него неправильная жизнь. Иррационально, даже глупо – но психика, ведомая страхом, очень далека от разумности.
Продвигать свои идеи можно по-разному. Если мы действительно считаем свои взгляды хорошими, то лучшим способом является как раз демонстрация лучших своих черт. А если я не уверен в собственных представлениях, то преобладать будет агрессия. Вопрос о том, что важнее – твоя идея или достоинство оппонента, – даже не стоит. Если человек набрасывается на других людей из-за того, что они иначе смотрят на вещи или иначе живут, – он просто использует идеологию как красивую обертку для легализации своего желания доминировать, заставляя окружающих соглашаться. Благодаря этой власти появляется внутренний покой и уверенность. «Я, моя идея, мой образ жизни – лучше, и я заставлю тебя это признать».
И есть еще один момент. Чаще всего пытаешься спасать других от того, чего сам боишься. Я знаю одного человека, который во время отпуска дочери распорядился провести ремонт в ее квартире – по своему вкусу, конечно же. Дочь была в ярости, отец – тоже: он же хотел как лучше, дочь должна чувствовать заботу отца! А в основе его желания облагодетельствовать дочь оказался его собственный сильнейший страх оказаться ненужным и брошенным. Соединившись с неприятием иных вкусов дочери (а инаковость – это уже угроза для отношений в мире, где есть только одна-единственная истина), этот страх и «подсказал» идею. Надо ли говорить, что именно этот шаг привел к разрыву. Потому что, отрицая инаковость другого человека, мы отрицаем его самого. А в мире, где чужие взгляды на жизнь не пугают нас, – в этом мире как раз больше принятия и шансов повлиять друг на друга.
Иллюстрация Тимофея Яржомбека
Подпишитесь на канал Русфонда в Telegram — первыми узнавайте новости о тех, кому вы уже помогли, и о тех, кто нуждается в вашей помощи.