Жизнь. Продолжение следует

Новое слово

Радость и чудо глухи, но говорят сами за себя

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Алина Деревянко сходила в кино. Какой-то детский мультфильм, кажется, про самолеты. Самое главное, что в середине мультфильма мама Алины, Гуля Деревянко, уснула. И как раз в это время один самолет упал. Дочь сказала матери, что так нельзя – за самолетами надо присматривать, иначе они не держатся в облаках. Мать расчувствовалась, обещала взять себя в руки. Свекровь Галина Борисовна, женщина строгих правил, даже всплакнула, промокнула под очками слезу. А отец Алины, Дмитрий Деревянко, улыбнулся, он человек немногословный, но совершенный оптимист. Кстати, пока ехали в кино из городка Сапожок в столицу области Рязань, а это часа два пути, Алина сказала, что все они – путешественники.

Простые слова – что может быть сложнее для десятилетнего создания, глухого с самого рождения? Девочки, чей брат-близнец умер еще в утробе матери? Ребенка, за слух которого пришлось побороться с государством? Трудно объяснить и понять – об этом довольно просто говорят мать и бабушка Алины, когда после мультфильма о самолетах мы сидим на лавочке на тихой улочке в Рязани. Только что Алина рассказывала детский стишок. Кажется, что-то про Николая и шоколадку: «Пришел на каток Николай с шоколадкой и съесть пожелал шоколадку украдкой...» Галина Борисовна сдержалась и не всплакнула – все-таки это происходит уже не в кино.

Галина Борисовна, свекровь, бабушка:

«Мы жили в Узбекистане. Развалился Советский Союз, начались неспокойствия. В принципе, ничего особенного не было, но собрались на историческую родину. Познакомились с людьми, чисто случайно. Они расхвалили места – Рязанская область, город Сапожок. Приехали посмотреть. Места красивые, понравилось. Сначала купили дом в деревне Смыково, это в 12 километрах от Сапожка. Переезжать не собирались, жили летом, потом уезжали обратно. И так два года. А потом продали в Узбекистане жилье за копейки и перебрались. Три года с мужем тут были одни, потом получили жилье временное в Сапожке, детей перевезли сюда. И вот уже 20 лет тут.

Вначале было очень тяжело. И одевать нечего было, и кушать нечего. Но не сломались, справились. Я работала на стройке прорабом, зарплату нам в середине 90-х не давали по восемь-девять месяцев. Платили водкой, рубероидом... Трудно. Двое близнецов же еще были у Гули на руках. Ну а потом, потихонечку-потихонечку как-то пережили».

Гуля Деревянко, мать:

«Я с поезда сошла здесь, в Рязани, а на следующий прямо день родила двух близнецов по три килограмма – Вячеслава и Станислава. Экстренно получилось, можно было еще два месяца с ними ходить, но так уж вышло. Может быть, дорога тяжелая была, переезд. Им уж сейчас по 19 лет. Один учится в Московской академии водного транспорта, другой окончил колледж и собирается в армию, в октябре, думаю, заберут.

Потом у нас Алиночка родилась. Тоже она из двойни, с мальчиком, но мальчик умер еще в утробе. Резус-конфликт, упущение врачей, проглядели. Вот получились осложнения – одного ребенка потеряли, а у девочки оказался поврежден слух. Но мы узнали об этом только через два года. Нам сказали: она у вас будет невнимательная, медлительная, рассеянная. Поэтому мы и думали – все в порядке. Она не разговаривала долго, странно реагировала на слова. Скажешь: Алиночка, принеси игрушку. Она посмотрит внимательно, принесет, как уж она понимала – по губам что ли?

А потом она пошла в детский сад. Нам воспитательница говорит: а вы как с ней вообще дома разговариваете? Мы подумали: все знают, что мы с Узбекистана, думают, значит, нерусские. Но мы русские, по-русски говорим. А потом вдруг нянечка одна, видимо, с опытом, увидела, как упал стул. Был резкий звук, а Алина не отреагировала. И она говорит нам: она у вас не слышит, глухая. Сначала мы восприняли это как оскорбление, в штыки. Но на всякий случай отвезли ее в Рязань. И нам тут подтвердили, что она не слышит. Был такой шок, думали – не переживем. Глухота! С нами такого не могло случиться! Как же так? Ошибка! Плакали, переживали, потом смирились.

Стали думать, как быть. Все перепробовали. Носили слуховые аппараты, все без толку. Это вот сейчас операция эта – кохлеарная имплантация, она поставлена на поток. Делают в черепе проход, вставляют чип, к слуховой улитке подводят специальный электрод. А тогда это еще неразвито было. Поэтому мы тут в Рязани, считайте, стали первопроходцами. Врачи нам сначала рассказывали какие-то ужасы. Говорили: череп вашей девочке вскроют, будут ковыряться в мозгах! Я домой пришла, мужу рассказываю, он говорит: нет, пока я живой, не дам согласия. Так что еще год или больше мы созревали, искали выход. Были в Москве, в Питере. Везде врачи нас отговаривали – говорили, зачем вам это надо? И к тому же операция на одном ухе – миллион двести тысяч рублей.

В итоге мы решились. Одну операцию нам сделали по квоте. Сказали: одно ухо у вас теперь есть, хватит, достаточно. Я говорю: ну как? Бог дал два уха, значит, надо, чтобы два уха слышали. Пришлось похлопотать. Везде ходили. Письма писали Путину, Медведеву писали, губернатору Рязанской области. Везде писали. В конце концов добились своего – стали единственным в России ребенком, которому по квоте сделали две кохлеарных имплантации.

Ну и не только государство, люди нам помогли, Русфонд. Алине нужны были специальные дорогостоящие FM-передатчики, которые позволяют лучше слышать голос, а не одновременно все шумы. Это нужно, например, чтобы в классе как следует понимать учительницу. Нас от обычной школы отговаривали врачи – зачем вам это? У нее проблемы, идите туда, где все с такими проблемами. А мне кажется, если учиться в спецшколе, она опять будет жестами разговаривать, а нам это зачем? И вот она уже перешла в четвертый класс, болтает вовсю, а мы радуемся каждому ее новому слову.

Недавно рассказывала мне свой сон. Мама, говорит, мне сон страшный приснился. Я говорит, уроки не выучила, а меня погубили.

Погубили! Новое слово! Невероятно, правда?»

Фото Сергея Мостовщикова