Хрустальные дни
Хрупкость костей как крепкая основа для счастья
Рубрику ведет Сергей Мостовщиков
Когда в жизни все ломается и кажется хрупким, вся прочность жизни строится именно на том, что ломается. У Эльверы Галимовой несовершенный остеогенез. Когда она была еще ребенком, такого диагноза еще толком и не знали. Кости у Эльверы ломались, а ее гипсовали и велели есть побольше кальция. Она ела, но кальций на судьбу не влияет. Первая любовь у Эльверы была связана с тем, что она ходила на костылях, с мужем познакомилась в больнице. Но главное – Айнур, второй сын Эльверы, тоже родился хрустальным ребенком. В одиннадцать месяцев он в первый раз сломал ногу, и с тех пор у него было по три перелома в год. Жизнь – хрупкая штука. Но именно в этом Эльвера каждый день и видит ее настоящую силу. Об этих хрустальных днях мы с ней и разговариваем.
«Я родилась и живу в Башкирии, но какое-то время мы жили в Подмосковье, в поселке Озерки. У нас там были родственники. Мама поехала со мной туда в гости и решила остаться – ей предложили место воспитателя в местном садике. Я маленькая тогда была, ходила в этот садик, а папа работал на Севере. Он был сварщиком. В итоге маме надоело, что она одна все время со мной, и она начала с ним мотаться. Так мы и уехали из Подмосковья. А потом, в 1989 году, осели под Уфой, в поселке Чишмы.
Наверное, все эти мотания остались у меня в крови. Мне все время хочется вот так вот сесть и ехать – без разницы куда. Просто ехать и ехать. Хотя с детства у меня были сплошные переломы. В первый раз в годик, потом в два. Потом было затишье до одиннадцати лет. А потом так вот и пошло – при малейшем падении, неудачном движении. В основном только ноги, правая нога. Было у меня и укорочение ноги, вытягивали аппаратом Илизарова. Почти семь сантиметров.
Что я об этом вспоминаю – что в основном сидела дома. На улицу не выйдешь. Поэтому я, наверное, с Айнуркой по-другому себя веду. Когда он у меня в гипсе был, я его максимально вытаскивала везде. То есть того, что у меня самой не было, я пытаюсь дать ему.
А что у меня было? Ну вот любовь первая в девятом классе. Я ходила на костылях в школу, а мальчишка, одноклассник мой, жил выше, на четвертом этаже. И вот он спускался, забирал мою сумку, сменку и мы с ним шли, звали его Руслан. С мужем я тоже познакомилась, когда ногу сломала, в больнице. Лежали через стенку, он был в соседней палате. У него палец воспалился, и вот он туда попал.
Старшему нашему сыну Радмиру уже 24 года. У него были переломы, но как бы не серьезные. Он занимался легкой атлетикой, футболом – там и у нормального человека, бывает, что-то сломается. Я даже и не думала тогда, что от меня ему что-то передалось, я не знала, что это вообще передается.
С младшим нашим сыном у него разница в 17 лет. Я как-то не планировала второго, всегда думала, что у меня ребенок будет только один. А потом, когда я забеременела, все меня стали уговаривать его оставить, больше всех – старший сын. Он даже и имя ему придумал – Айнур. А Айнур теперь во всем старается ему подражать, вплоть до вещей – и чтобы даже прическа была у него такая же. Но чем они на самом деле похожи, так это тем, что оба любвеобильные. Старший до 17 лет чуть ли не на коленях у меня сидел, обнимался. И чай со мной попьет, и поболтает, все расскажет. А младший тоже – постоянно ему нужны обнимашки, целовашки. Сама милота и доброта. Он даже добрее, что ли. Старший, помню, все деньги копил, а этот такой простодыра. Наоборот – все отдаст, себе ничего не оставит. Отца только жестко контролирует: в машине не кури, вещи свои собери и так далее.
Ломаться он начал еще до годика, в год мы уже были в гипсе. Встал в кровати, начал ходить, наступил на игрушку, сел и заплакал резко. Это был первый перелом у нас. И потом началось. Один, другой, третий. Я поняла, что это не случайность. Мы начали ездить по клиникам, попали к генетикам, а потом в республиканскую больницу. Оказалось, что существуют целые комплексы лечения, а я-то ела обычный кальций, он продавался в таких пакетиках. А сейчас, насколько я знаю, существуют разные препараты, у нас в Башкирии применяют капельницы с памидронатом. Мы его капаем в год четыре раза. Русфонд собрал нам деньги на два года.
Это, конечно, все меняет в жизни. До препарата было так: мы снимали гипс, учились заново ходить. А потом небольшой удар об ножку стола, например. Перелом. Не так сел на попу – опять перелом. Опять в гипс. И так каждый год. Начало года, лето, осень – одни переломы. А сейчас все стало потише. Последний перелом у нас был в прошлом году. Айнур играл в футбол, и мячом ему сломали руку.
Не знаю, что происходит с человеком, когда он живет такой жизнью. Наверное, он более сильным становится внутри. Да, хрупкие кости, но зато Бог другим чем-то наградил. Кто-то хорошо рисует, кто-то поет. А Айнур вот любит математику. Он пошел в школу, я ему купила счетные палочки, но он ими не пользуется, все считает в уме. А вообще, мне кажется, так: что бы там ни было с тобой, вся сила в том, чтобы уметь найти свое счастье. Меня саму жизнь поломала, но счастье у меня есть – это мои дети».
Фото Сергея Мостовщикова
