«Коммерсантъ» №077 [3156] 22.04.2005
ТЕСТ-ДРАЙВ НА СИРОТСКОМ ПОЛЕ
Лев АМБИНДЕР, руководитель Российского фонда помощи
Двухлетней сироте Ренате из Хабаровска срочно нужна операция в США. У девочки сложный порок сердца, наши врачи ей не помогут. Зато берутся помочь врачи американские. Но в США Рената пока так и не попала. Эта история всплыла на недавнем круглом столе у уполномоченного по правам человека в РФ Владимира Лукина в связи с дискуссией вокруг практики иностранного усыновления в России. Есть американская семья, готовая удочерить Ренату и оплатить все расходы в клинике. Но у агентства по усыновлению, которое занимается этим делом, закончилась аккредитация. Продлить ее не удается, потому что идет реформа правительства и новому Министерству образования только сейчас поручена такая деятельность.
В стране насчитывается 750 тыс. сирот, а в государственном банке данных сейчас числится 170 тыс. детей, предлагаемых к усыновлению внутри России и за рубежом. По Семейному кодексу сирота не может быть усыновлен иностранцами в течение первых девяти месяцев со дня попадания в государственный банк данных, что создает реальные преимущества для российских усыновителей. Между тем в 2004 году обрели новых родителей всего 8% сирот из госбанковского списка — поровну внутри России и за рубежом. По оценкам и российских, и иностранных экспертов, это чрезвычайно низкий показатель.
Историю Ренаты на круглом столе в самом начале дискуссии огласила общественная организация «Право ребенка», и больше о Ренате не вспомнили. Будь на встрече сторонний наблюдатель, ему бы наверняка бросилась в глаза такая странность: словно девочка всего-то и требовалась что для затравки. А так что ж, дискуссия, по-моему, удалась. Активно обсуждали, в сущности, один вопрос: стоит ли России отдавать ее сирот на усыновление иностранцам, и если да, то на каких условиях и в каких количествах. Как водится, наблюдалось размежевание. По одну сторону были представители Госдумы, Минобраза и Минсоцздрава, по другую — защитники прав человека и иностранные представительства. Первые, будь на то их воля, вообще бы не отдали за границу ни одного ребенка. Вторые, наоборот, отстаивали право сирот на иностранную семью. Говорили много, со знанием дела, у каждой стороны была своя правда, и каждая, как водится, осталась при своем мнении.
И только сироте Ренате из Хабаровска в этих разговорах не нашлось места. Сторонний наблюдатель, сиди он рядом, мог бы подумать: ну хорошо, если мы не отдаем девочку Америке, если во всей России не нашлось для нее новой семьи, то почему бы региону или федеральному центру не оплатить лечение Ренаты в США? Не может же такого быть, чтобы настолько уж не хватало денег. «А чего тогда не хватает?» — спросил бы себя сторонний наблюдатель, и его ответ, боюсь, не понравился бы заинтересованным ведомствам. Если сироты никому не нужны в России, то отказывать этим детям в законном праве на семью, пусть и иностранную, было бы бессовестно.
Логику «патриотов-опекунов» можно было бы понять, если бы отечественное усыновление развивалось. У сирот, как у всех, жизнь одна, и прожить ее надо по возможности счастливо. Рецепт хорошо известен: ребенку нужен не казенный дом, пусть и очень хороший, а семья, пусть и неродная. Но у нас в последние 15 лет вместе с ростом беспризорности росло и число сиротских учреждений. Оно удвоилось. Сейчас комитет по делам женщин, семьи и молодежи Госдумы готовит реформу законодательства об опеке и попечительстве. Она позволит активнее развивать формы семейного, а не интернатного воспитания: патронатные и приемные семьи, семейные детдома. Что, конечно, благо и шаг вперед.
Но проблем усыновления реформа, похоже, и не коснется. Это будет совершенствование именно опеки, и такой выбор по-своему оправдан. Если отбросить эфемерный показатель вроде счастья обретения долгожданного ребенка, то в остальном наш усыновитель крупно проигрывает в сравнении с опекуном. Полностью отвечая за ребенка, усыновитель имеет от государства детское пособие в 70 руб. Опекун же, разделяя ответственность с госорганами, получает зарплату и ежемесячную компенсацию затрат на сироту в объеме прожиточного минимума (в сумме примерно 4000 руб.).
И тем не менее эксперты стоят на своем: желающих усыновить сироту у нас в разы больше, чем реальных усыновителей. Беда в том, что они плохо подготовлены к этой роли, что в одиночку проходят все этапы громоздкой системы усыновления, а это далеко не каждому по плечу. В отличие от иностранцев, на которых в России работает 90 агентств, в том числе 60 американских.
Противники зарубежного усыновления признают высокую эффективность работы иностранных агентств. И это обнадеживает. Значит, выход может быть найден. Нам необходимы такие же агентства, как у иностранцев. Эти неправительственные, общественные (некоммерческие) агентства у них знают свое дело. Они амбициозны и стремятся расширить свой сервис. Многие их сотрудники сами усыновители и знают проблему изнутри. Они знают, что приемных родителей надо готовить. Они знают, какие кризисы поджидают усыновленных детей и новых родителей, как помочь обеим сторонам. Это в том числе и их заслуга, что усыновление сирот в их странах стало делом чести, доблести и славы. А у нас, между прочим, существует тайна усыновления. Вы задумались — отчего? Почему бездетная семья, усыновив ребенка, переезжает в другой район, меняя не только место жительства, работу, но подчас и уклад жизни?
Сейчас заговорили о замене формулы «ребенок для семьи» другой: «семья для ребенка». На самом деле верны обе, бог с ними, с формулами. Но как бы эти попытки решать серьезные проблемы при помощи слоганов не привели к очередной кампанейщине. Вот уже и органы опеки рекомендуют: берите сироту сначала на патронат, и если понравится, то усыновите. А нет, так легко вернете обратно, подальше от греха. От усыновленного же ребенка без суда отказаться невозможно. А тут какой-то тест-драйв получается. Как в автосалоне.
