Зарплата Гиппократа

Довольствие для медицинского персонала России
как статистический артефакт?

Евгений Гонтмахер,
член правления Института современного развития

Обозревая поле битвы за исполнение президентских указов от 7 мая прошлого года, нельзя не увидеть самую горячую точку – радикальное повышение оплаты труда бюджетников. И действительно, Владимир Путин поставил весьма амбициозные цели: например, в здравоохранении к 2018 году заработок младшего и среднего медперсонала должен быть на уровне 100 процентов, а врачей – все 200 процентов от средней оплаты труда в регионе.

Для справки: в конце 2011 года обследования Росстата показали, что в сфере «здравоохранения и предоставления социальных услуг» этот параметр в среднем по стране составлял 74%, в том числе по специалистам с начальным профессиональным образованием – 48%, со средним профессиональным – 66% и высшим – 109%. Как видно, сделать за шесть лет (2012–2017 гг.) предстоит очень и очень многое. А ведь задача усложняется тем, что за эти годы будет меняться и средняя зарплата в целом по экономике. Поэтому движение к искомым процентам чем-то напоминает погоню за собственной тенью.

Любопытно, что теми же самыми указами от 7 мая Владимир Путин определил, что к 2018 году средняя реальная зарплата по стране должна вырасти в 1,4–1,5 раза. В переводе на проценты – это ежегодный рост на 6–7%. Если же говорить о номинальной оплате труда, то надо на эти проценты накинуть инфляцию. Тогда речь пойдет (даже при самом оптимистическом для макроэкономики варианте) о росте примерно на 10% в год.

Что это значит для интересной нам сферы «здравоохранения и предоставления социальных услуг»? Там номинальная зарплата, чтобы достигнуть к 2018 году (то есть по итогам 2017 года) запланированных рубежей, должна увеличиваться не менее чем на 20% в год!

Это было бы очень неплохо. Но насколько реально?

Риск №1: экономика окончательно забуксует, темпы ее роста будут «околоноля». Тогда и увеличения зарплат, прежде всего, в реальном секторе (добыча и переработка сырья, металлургия, машиностроение и т.п.) тоже ждать не стоит. Это, на первый взгляд, делает поставленную Владимиром Путиным задачу статистически легко выполнимой: догонять-то придется меньше.

Но тут появляется риск №2: занятые в здравоохранении, равно как и в других бюджетных отраслях, ожидают обещанного повышения не как чисто статистического артефакта, а в смысле качественного улучшения своего материального положения. Поэтому объяснения, что, мол, всем сейчас тяжело и поэтому добавка во многом символическая, будут восприняты бюджетниками с чувством глубокого разочарования. Люди убеждены (и небезосновательно), что государственная казна используется, мягко говоря, неэффективно и в ней при любых экономических перипетиях можно найти немалые резервы.

Риск №3 как раз связан с состоянием бюджетной системы. Подавляющее большинство занятых в «сфере здравоохранения и предоставления социальных услуг» получают свою зарплату из региональных бюджетов. А их состояние даже сейчас, когда о рецессии говорят только в будущем времени, очень непростое. У нас из-за сверхцентрализации бюджетной системы (две трети налогов поступают в федеральный центр) почти все субъекты Федерации дотационны, т.е. не могут сводить концы с концами без вливаний из Москвы. Это расхолаживает местные власти: а зачем стараться собирать налоги, если они уходят «наверх»? Лучше съездить в Кремль, Белый дом, Минфин и поклянчить помощь. Однако эта иждивенческая стратегия в случае с поставленной целью радикального повышения зарплат бюджетникам уже не срабатывает. Регионам однозначно указано – решайте за свой счет.

Что губернаторам остается делать? Ведь в некоторых российских регионах расходы на зарплату бюджетников уже занимают более половины бюджетов. Вот и приходится замораживать, а зачастую и сокращать расходы по всем остальным статьям. Например, не заниматься капитальным ремонтом детских садов и школ, учреждений культуры. Или для того, чтобы пополнить бюджет, существенно повышать плату за жилищно-коммунальные услуги. Ситуация очень напоминает лоскутное одеяло, которое в одном место штопают, а в другом оно тут же расползается.

Конечно, можно, проявив высшую политическую волю, наклонить Минфин и взять необходимые расходы на федеральный бюджет. Но тогда мы получим многочисленные риски разгона инфляции (если будет принято решение просто вбросить в экономику большую массу наличности), роста дефицита бюджета (без уверенных шансов на его сдерживание в обозримой перспективе) и, наконец, недофинансирования критически важных для страны программ развития.

Вся эта разворачивающаяся на наших глазах история еще раз доказывает: перед тем, как принимать на себя дополнительные социальные обязательства, власти было бы неплохо поточнее представлять, что происходит в российской действительности. А там Эверестом торчит давно назревшая реформа бюджетной системы – как структуры ее расходов, так и разграничения ответственности (и ресурсов) между федеральным центром и местами, вплоть до муниципалитетов. Это, конечно, задачка посложнее, чем в ручном режиме затыкать собственноручно созданные социальные дыры. Зато ее решение продемонстрирует профессионализм если уже не нынешней, то хотя бы будущей власти.