Колонка «Ъ»

«Нам не нужны мертвые души»

У Национального регистра будет своя инфраструктура

Борис Афанасьев,
директор НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии имени Р.М. Горбачевой, профессор

28 августа директору НИИ имени Р.М. Горбачевой Борису Афанасьеву исполнилось 70 лет. От имени тысяч спасенных людей и миллионов наших благотворителей мы поздравляем Бориса Владимировича с юбилеем. Русфонд давно партнерствует с его НИИ в организации помощи онкобольным детям, а с 2013 года мы вместе создаем Национальный регистр доноров костного мозга имени Васи Перевощикова. О своих взглядах на развитие регистра Борис Афанасьев рассказал редактору Русфонда Марианне Беленькой.

– Борис Владимирович, прошло четыре года с момента подписания договора между Русфондом и университетом о создании Национального регистра. Как вы оцениваете результаты работы?

– Я удивлен. Сейчас в регистре свыше 73 тыс. потенциальных доноров, благодаря которым сделано 183 трансплантации костного мозга (ТКМ). Если бы меня 3–4 года назад спросили: «При каком количестве потенциальных доноров вы найдете столько реальных?» – я бы ответил: «Тысяч 200–300». Мы же нашли 183 реальных донора в еще небольшом регистре страны, где огромная смесь генотипов. Не ожидал так скоро таких результатов.

– А сколько всего ТКМ должно проводиться в России в год?

– Вопрос очень сложный. При одном и том же заболевании могут существовать разные терапевтические подходы. Одни специалисты будут выступать за трансплантацию, другие за таргетные препараты. Наука движется вперед, каждый год появляются новые показания к трансплантации. Если мы возьмем за основу западные подходы, то по всей России в год нужно делать примерно 1–2 тыс. ТКМ детям и 6–10 тыс. взрослым. Это все виды трансплантаций: аутологичные и аллогенные (родственные, неродственные, гапло – когда донор совместим наполовину).

– Получается, в среднем в России нужно делать где-то 9,5 тыс. трансплантаций в год?

– Пока да. Есть очень важная проблема – это геронтология. Среди онкобольных много пожилых людей, которым сложно переносить интенсивную терапию периода кондиционирования – подготовки к трансплантации. В нашей клинике разработаны более мягкие, щадящие терапевтические схемы для этой группы пациентов. При внедрении этих методов в широкую практику потребность неродственных ТКМ возрастет.

– Сейчас в России делается в шесть раз меньше ТКМ – около полутора тысяч. Почему?

– Прежде всего не хватает трансплантационных коек. Этот вид лечения относится к высокотехнологичным и, соответственно, высокозатратным.

– Какова доля неродственных трансплантаций среди аллогенных?

– У нас в институте приблизительно 60% – это неродственные ТКМ, до 25% – родственные, полностью совместимые, примерно 15% – это гапло.

– Если полностью совместимого родственного донора нет, какой лучше – неродственный донор или гапло?

– Я бы предпочел неродственного. В настоящее время реакция «трансплантат против лейкоза» сильнее выражена при неродственной трансплантации, чем при гапло. Но чем глубже мы будем изучать этот вопрос, чем больше потенциальных доноров мы будем типировать, тем сложнее станет наука о выборе оптимального донора. Все может поменяться. Пока мы сосредоточены на неродственных донорах. Поэтому нам так важен регистр и важно, чтобы там были представлены доноры из всех регионов России, разного этнического состава.

– Какое число потенциальных доноров в Национальном регистре вы считаете оптимальным для России?

– Если будет 200 тыс. потенциальных доноров, у нас будет удовлетворительный регистр. Если 300 тыс. – очень хороший. А если полмиллиона, то наш регистр может быть сравним по эффективности с международным. Уже в 2016 году 18% неродственных трансплантаций мы сделали благодаря донорам нашего регистра. В 2017 году цифра должна подрасти. Уверен, этот показатель будет расти из года в год.

– Мы с вами сейчас в Казани внедряем новый для России метод типирования доноров – в высоком разрешении при помощи аппаратов NGS. Мы рассчитываем снизить стоимость типирования и ускорить пополнение регистра. Эта технология способна довести регистр до полумиллиона доноров через девять-десять лет...

– Это разумные сроки. Типирование в высоком разрешении – это не скорость, а прежде всего возможность подобрать наиболее совместимого донора. Но трансплантация – это технологическая цепочка, типирование доноров – только малая ее часть. Вокруг регистра должна быть выстроена инфраструктура. Быстро протипировать доноров недостаточно – нужно разработать систему рекрутинга и мотивации наших добровольцев, развить трансплантационные мощности в регионах. Скорость не должна быть в ущерб качеству. Нужны реальные доноры, а не мертвые души – сдали кровь на типирование, а потом отказались от донации (забора. – Русфонд) костного мозга. Регистр – это всерьез и надолго.

Подготовила Марианна Беленькая,
редактор проекта «Русфонд.Регистр»