Устойчива и жизнеспособна
Министр семьи, труда и социальной защиты населения Башкортостана Ленара Иванова о том, как государство и общество могут сотрудничать
Министр семьи, труда и социальной защиты населения Башкортостана Ленара Иванова
Революционное изменение
Динара Нажипова: Два года назад в беседе с президентом Русфонда Львом Амбиндером вы уже обсуждали эту тему, говорили, что видите в этой истории одни плюсы. Не изменилось ли ваше мнение? И как вы думаете, почему ваш опыт не перенимают другие регионы?Ленара Иванова: Сейчас уже считаю, что это была смелость на грани авантюризма. Вы спрашиваете: почему другие регионы не следуют нашему опыту? Да потому, что нужно сочетание сразу нескольких факторов. Вот у нас все сложилось. Был принят федеральный закон №442, который дал возможность негосударственному сектору оказывать социальные услуги. То есть у государства эта монополия исчезла. Значит, поменялась государственная политика – это раз. Второе: опытная команда, понимание, что нас не устраивает, и желание что-то изменить. Помню, что меня побудило к этому. Я прочла в журнале «Социальное обслуживание» об опыте Пермского края. Там было написано, что они перевели в негосударственный сектор услуги на дому.
Я подумала: как это? Позвонила министру. Она подтвердила, что услуги отдали частникам. Я тут же: «Мы едем к вам!» Юристы, финансисты, отраслевики – мы отправились целой командой, чтобы изучить вопрос с разных сторон. Приехали и увидели: все отдано в руки одной частной компании. То есть фактически государственная монополия была заменена частной. Меня это немного смутило, и прямо по дороге из Перми мы все обсудили с коллегами, и дальше все закрутилось.
Д. Н.: Какую модель вы в итоге предложили?
Л. И.: На тот момент в каждом районе республики действовали комплексные центры социального обслуживания населения, в которых было по два-четыре отделения: социальный приют для детей, отделение для пожилых и срочные услуги. И абсолютно везде были отделения социальной помощи на дому. В большинстве центров было всего два отделения, убираешь обслуживание на дому – и от комплексного центра ничего не остается. Помимо этого накопилось ощущение, что таким образом собранные по сути разные услуги не развиваются, не оттачиваются, что надо уйти от территориального принципа оказания услуг к функциональному. Вот тогда и сложился пазл: вместо государственных центров нужны автономные некоммерческие организации (АНО. – Русфонд), которые будут созданы самими потребителями. То есть учредителями этих организаций стали в том числе советы ветеранов, то есть сами получатели услуг. И их должно было стать много, практически во всех муниципалитетах.
Ленара Иванова в пензенском пансионе сопровождаемого проживания «Дом Вероники»
Д. Н.: Неужели вы не встретили никакого сопротивления со стороны тех же сотрудников, вот так взяв и все изменив в один момент?
Л. И.: Мы сделали так, что наши соцработники из государственных учреждений просто перешли в негосударственные организации. То есть они сразу получили другую работу, и она у них, по сути, не изменилась. Мы ездили, встречались с коллективами, объясняли, как это будет работать, и, слава богу, никого не обманули. Реально как мы сказали, так оно дальше и было. И это не просто «смена вывески», как казалось многим. Сегодня эти АНО не только получают гарантированную оплату от государства за льготников (в этом году будут пересмотрены эти тарифы), но и сами могут зарабатывать деньги. Например, оказывая новые, востребованные населением услуги. Также они вправе претендовать на гранты – 30 АНО из более 50 их уже получают. Появилась возможность расширить сферу деятельности. Например, в одном из районов наша организация стала оператором по школьному питанию.
Д. Н.: Возвращаясь к факторам, которые вы упомянули. Все же 442-й закон – федеральный, а значит, повторить вашу модель при желании могли бы и другие регионы.
Л. И.: К нам приезжали представители, кажется, 38 субъектов РФ – одна делегация за другой. Смотрели на нас, удивлялись. Два субъекта нашу модель все-таки взяли на вооружение: Мордовия и Республика Коми. Взять и начать что-то менять – это на самом деле очень трудно. Я понимаю любого министра, который посмотрит и скажет: «Ну нет, ребята, это сложно!»
Тут еще такой момент: федеральное министерство тогда не особо поддержало нашу идею, регионы смотрели и думали: «Башкирским путем не пойдем». А меня это, наоборот, подзадоривало. И мы старались еще больше – надо было донести до всех и доказать, что наша модель устойчива и жизнеспособна. Помню, сказала кому-то в ответ, что пройдет лет пять и никто не вспомнит, каким образом появились эти организации. Главное, чтобы они работали и качественно обслуживали население. Скоро исполнится семь лет, как все услуги на дому переведены в негосударственный сектор. Полет нормальный. Уже несколько лет АНО конкурируют между собой. Это и есть главный эффект для людей от этой реформы. В конце концов признание федеральных коллег тоже пришло.
«30% пациентов ПНИ могли бы там не жить»
Министр посещает Республиканский геронтологический центр «Именлек»
Д. Н.: Проектов у вас всегда много. Поделитесь планами на будущее: что еще хотелось бы реализовать?
Л. И.: Сейчас у нас в работе два больших проекта. Вот буквально на днях договорилась с Всероссийским обществом слепых, чтобы нам передали здание в центре Уфы под Мультицентр социальной и трудовой интеграции инвалидов. Он будет отличаться от обычного реабилитационного и образовательного учреждения тем, что мы будем заниматься именно обучением и целевым трудоустройством инвалидов. Механизм такой: сначала находим рабочее место, потом под него подбираем соискателя. Сегодня инвалиды сидят дома, многие держатся за юбку мамы и ничего не умеют, даже в магазин не ходят. При этом я глубоко убеждена, что родители этих детей просыпаются в холодном поту от одной мысли: что будет с моим ребенком, если (когда) меня не станет? Для многих, например, ментальных инвалидов путь один – психоневрологический интернат (ПНИ), потому что родственники не возьмут к себе не приспособленного к жизни человека. Поэтому всех инвалидов трудоспособного возраста будем «поворачивать» в сторону трудоустройства.
Д. Н.: В Башкирии ежегодно рождается 2 тыс. детей с инвалидностью (из них 10% с ДЦП. – Русфонд). Думаете, реально трудоустроить всех?
Л. И.: С 1 марта вступили в силу поправки в закон о занятости, по которому соблюсти квоту для приема на работу инвалидов – она составляет не менее 2% – работодателю будет невозможно, если человек с ограниченными возможностями там не работает. Раньше, если было зарезервированное место для инвалида на предприятии, но фактически никто не работал, считалось, что квота выполнена. Теперь за это будут штрафовать. И у всех работодателей возникнет реальная потребность в инвалидах. А мы начнем их подготавливать. Не думаю, что это будет лозоплетение или гончарное дело. Скорее всего, мы сделаем упор на массовые профессии, которые особенно востребованы у работодателей: повара, кухонные рабочие, уборщики, швеи, рабочие зеленого хозяйства...
Д. Н.: Идея создания мультицентра – тоже башкирская задумка?
Л. И.: Нет, не мы всё это придумали. Единственный в своем роде мультицентр есть в Ленинградской области, в городе Всеволожске. У нас уже делегаций пять туда съездило. Работает это так: требуется, например, уборщица. Бросают клич, приходит, условно, три человека. Далее – психологодиагностическая комиссия. Я лично присутствовала на такой: собирается психиатр, социальный педагог, реабилитолог и оценивают психические и психологические особенности человека, к чему он склонен. Если, скажем, нужен дворник или уборщик, который должен работать по утрам, то выясняется вплоть до того – наш кандидат «сова» или «жаворонок». Это глубокий анализ личности, со всеми его особенностями, понимание, годится он для этой профессии или нет. Потом в мультицентре подобранного соискателя обучают, передают работодателю и обязательно сопровождают, чтобы убедиться, что он там закрепился. У коллег из Ленинградской области закрепляемость – 90%. Это очень хороший результат. А еще знаете что? Они 119 человек вывели из ПНИ. Это вообще великое дело. Меня эта мысль настолько вдохновляет, что хочется работать активнее. Ведь это значит, это реально сделать и у нас.
Д. Н.: Правильно ли я понимаю, что речь о дееспособных людях, которые годами живут в психоневрологических интернатах, а по факту вполне могут вернуться в общество?
Л. И.: Часто живущие в ПНИ люди могли бы там не жить, а быть как обычные люди, работать рядом с нами и приносить пользу себе и обществу. Мне тут попалась заметка в «Российской газете» о том, как работает наша судебная система. Судья в один день лишила дееспособности 37 человек. Как это вообще возможно? Получается, это поставлено на поток, а ведь от этого решения зависит вся дальнейшая жизнь человека.
Мы сейчас начинаем рассматривать с юридической стороны вопрос возвращения дееспособности. Я не говорю, что все пациенты ПНИ дееспособные, но их много.
Д. Н.: Получается, мультицентр и история с ПНИ идут параллельно?
Л. И.: Да, это часть реформы ПНИ, которую мы также проводим. К слову, это вписывается в преобразования, инициированные Минтрудом России. До октября этого года мы планируем пересмотреть все ИПРА (индивидуальная программа реабилитации и абилитации инвалида. – Русфонд). Выяснилось, что у многих проживающих она ни разу не пересматривалась. Мы проверили образовательный статус инвалидов в интернатах: оказалось, многие не умеют читать и писать. Посадили за парты, пусть по картинкам учат алфавит – 56 человек в возрасте 30–40 лет у нас сейчас реально учатся. Знаете, с чего все началось? К нам приезжала Нюта Федермессер и вручила мне папку «Быстрые изменения в ПНИ». Открываешь, а там первым пунктом: «Повесить между унитазами хотя бы шторки». Вы представляете себе? Казалось бы, элементарно, но как же это важно для человеческого достоинства!.. Далее: убираем алюминиевую посуду. Выполнимо? Конечно! У нас все интернаты однополыми были. Сейчас в мужские, когда освобождаются места, поступают женщины, а в женские, наоборот, мужчины. Сначала директора сопротивлялись: как вы себе это представляете? Пойдут беременности и так далее. Я говорю: с этим надо работать, а вы хотите, чтобы у вас там все строем ходили? Внедрили. В итоге все говорят, что стало гораздо лучше: мужчины стали следить за собой, бриться, женщины начали наряжаться, представляете? Я уверена, что и пары будут появляться. Ну почему нет?
«У нас больше свободы мышления»
На месте строительства Уфимского хосписа вместе с Анной Федермессер
Л. И.: У нас появился инвестор с предложением построить на условиях концессии большой современный пансионат для пожилых. Такой кусочек Европы в Уфе. Проект шведский, решение по нему, надеюсь, в ближайшие дни будет принято. Это объект в парковой зоне на 260 мест, с большим количеством персонала, – сразу закладываются высокие операционные расходы. Чем нам это интересно? Это ГЧП (государственно-частное партнерство. – Русфонд). Фактически мы опять выступаем заказчиками этой услуги. Инвестор строит, 20 лет всем этим управляет, эксплуатирует, а по истечении срока отдает государству этот объект.
Д. Н.: Но это же не первый пансионат такого плана в Башкортостане?
Л. И.: Да, мы можем гордиться тем, что первую концессию в стране на стационарное социальное обслуживание мы подписали еще в 2017 году. Затем еще две. Рассчитываю, что 2022 год закончим уже с пятью объектами. Они все небольшие, в общей сложности примерно на 160 мест. На подходе новые инвесторы. Но даже при этом сегодня, для того чтобы пациенты жили в нормальных условиях, нам нужно расселить 735 человек. В некоторых ПНИ находятся по шесть-десять человек в одной комнате. Это просто кошмар! Даже для тумбочки места нет.
Мы очень хотели и таки попали в федеральную адресную инвестиционную программу: в Благовещенске на территории интерната будет построено еще одно здание на 60 мест (работы уже начались), в Уфе – новый корпус на 50 коек в геронтологическом центре. Это еще одна победа нашей команды. Я специально уточняла: никогда еще в республике социальные объекты за счет федеральных денег не строились – ни в советское, ни в постсоветское время. Такие успехи окрыляют, и хочется делать больше. Потому что у наших пожилых должны быть удобные функциональные кровати, люди должны гулять и делать все, что возможно в их состоянии. Слушать музыку, общаться. Вот, кстати, внедряем совместный проект с компанией «Яндекс». Будем создавать «умные» палаты, чтобы лежачие подопечные с помощью голосового помощника могли включать свет, раздвигать шторы, слушать радио. Ведь некоторые наши подопечные просто лежат и элементарно ничего не могут сделать, пока кто-то не подойдет. А с голосовым помощником к тому же можно будет просто поболтать.
Ленара Иванова в Белорецкой центральной районной клинической больнице
Д. Н.: В Башкортостане снижается рождаемость. Но вот вы при этом выступаете противницей современных технологий, в частности бесплатного ЭКО, мол, дорого, неэффективно. С чем связана такая позиция и что тогда эффективно?
Л. И.: Если бы я была против, то, будучи вице-премьером, курирующим здравоохранение, в 2019 году не выбила бы эти дополнительные к выделяемым из ОМС плюс 83 млн руб. из бюджета на бесплатное ЭКО. У нас на тот момент в очереди было 2,5 тыс. женщин, очень мотивированных, готовых к любым трудностям, лишь бы родить ребенка. В 2020 году процедуры были проведены, и дети родились. А в 2021 году с бюджетом стало хуже – все деньги «съела» пандемия. И мы обратили внимание на аборты.
Д. Н.: Можно поподробнее?
Л. И.: Направляем силы, например, на профилактику нежелательных беременностей у девочек в колледжах, потому что из-за абортов в подростковом возрасте после 30 лет многие из них уже не могут родить. И мы целенаправленно этим занялись. В частности, вместе с Минздравом пригласили представителей 80 негосударственных медицинских учреждений. И начали разговаривать. Я попросила руководителей клиник: «Очень вас прошу, зарабатывайте на другом, пожалуйста, откажитесь от бизнеса на абортах». Потому что всегда есть девушки/женщины, кто колеблется, надо их успокоить, рассказать про меры поддержки, дать выговориться, пообщаться с психологом. И мы по статистике увидели в пилотных районах снижение числа абортов и увеличение рождаемости. Ну и в целом тренд пикирующего падения рождаемости был переломлен, и у нас даже вырос суммарный коэффициент рождаемости (количество рождений на одну женщину за весь репродуктивный период). Но тут очень много факторов и еще очень много работы впереди. Это тема отдельного разговора.
Д. Н.: Как вы думаете, чего Москва не понимает в специфике социальной сферы Башкортостана?
Л. И.: У нас вообще очень уникальное, на мой взгляд, население. Москва в основном ориентируется на русского человека в Центральной России. А у нас, в Татарстане, Чувашии, Удмуртии и других национальных республиках, люди другие, более дисциплинированные, что ли. В Москве это, с одной стороны, понимают, говорят: «Ну вам в Башкортостане легко. Главное – сказать, и все делают». Если бы...
В целом в России 25% сельского населения, у нас в республике – 37%. В Москве у тех, кто создает нормативку, мышление городского человека, при этом на селе зачастую многие вещи просто не работают. А вообще я горжусь республикой: мы аутентичные, сохранили очень много исконного, народного, при этом мы прогрессивные. Некоторые вещи делаем круче других. Внедряем то, о чем другие регионы пока и не думают. У нас больше свободы мышления.
Фото: Евгений Немков, пресс-служба Правительства Республики Башкортостан
