ГИМН ВЕЛИКОМУ ГОРОДУ

«Коммерсантъ» №122 [2491] 16.07.2002

ГИМН ВЕЛИКОМУ ГОРОДУ

Аллергия у людей бывает обычно на что-нибудь такое, от чего можно отказаться. На цветочную пыльцу (не гулять по лугам), на собачью шерсть (не держать собак). Реже, значительно реже аллергия бывает на самое необходимое. На чистый воздух, на питьевую воду, или вот как у этой больной диабетом девочки — на инсулин.

Оле Вихоревой 11 лет, и диабет у нее врожденный. Если сахар в крови не приводить в норму, то девочка не будет расти. Она и так почти не растет. Она выглядит лет на девять, потому что в последние годы инсулин на нее не действует, и сахар зашкаливает за тридцать — это такая цифра, услышав которую про одиннадцатилетнюю девочку, врачи или взрослые диабетики говорят: "О, господи!"

Если сахар не приводить в норму, годам к тридцати почки перестанут работать, и надо будет регулярно проводить гемодиализ и ждать донорских почек, которые почему-то именно у диабетиков особенно часто отторгаются. Про почки Оля ничего пока не чувствует. Говорит, что с почками у нее все нормально. А доктор слушает ее и печально качает головой.

Если сахар не приводить в норму опять же годам к тридцати Оле придется ампутировать ноги. Про диабетическую гангрену стоп Оля не думает. Она только красит ногти на ногах красным лаком, потому что одноклассницы уже похожи на девушек, а она — все еще на девочку. И еще Оля надевает туфли на высоченной платформе, потому что одноклассницы высокие, а она маленькая.

Если сахар не приводить в норму, то девочка ослепнет. У нее и сейчас уже растет катаракта, только Оля пока этого не замечает. Просто как будто иногда что-то мелькает в глазу поверх видимого мира, а так просто страшно и обидно, когда врачи говорят про операцию или полную слепоту.

Она вырастет женщиной позже своих сверстниц, как бы ей ни хотелось расти быстрее. И если не приводить сахар в норму, то выросши женщиной, Оля не увидит себя в зеркале. Она красивая девочка. Только у нее сахарные щеки.

Аллергия на инсулин бывает у диабетиков крайне редко. Доктор может припомнить не больше двух случаев во всей своей практике. Аллергия на инсулин никак не проявляется. Никаких покраснений на коже, никакого кашля. Инсулин просто не действует, а человек думает, будто все в порядке.

Если не измерять сахар, то довольно долго ребенок будет казаться здоровым, а потом вдруг в одночасье все начнет рушиться — почки, глаза, печень, нервы, сосуды.

Олина мама чувствовала. Она говорила врачам в Петербурге, но врачи не верили. Врачи говорили, что аллергия на инсулин почти не встречается в практике. Тогда Олина Мама повезла девочку в Москву и там врачи сказали "О, господи! Тридцать? Сколько уже времени? Пять лет? О, господи!"

Инсулины бывают разные. Врачи в Москве перепробовали их один за одним, и на все возможные виды инсулинов у Оли была аллергия. В конце концов более или менее подходящий препарат нашелся. Только он очень короткий. Инсулины бывают короткие и длинные. Обычные инсулины достаточно колоть два раза в день, а этот такой короткий, что его пришлось бы колоть каждые два часа, или каждый час, включая ночь. Не есть, не спать, не играть в классики, не смотреть мультиков, а только отломить ампулу, уколоть, подержать спиртовую ватку на месте укола, измерить сахар и уже готовить новую ампулу. И так всю жизнь без выходных, если не хочешь уже в тридцать лет быть слепой, безногой и ждать, прилепившись к аппарату, донорскую почку. Для таких коротких инсулинов, придумана специальная машинка величиной в два спичечных коробка. Коробочку цепляют на пояс, катетер от нее вводят в вену на животе, и коробочка сама, когда надо подает нужное количество инсулина в кровь. Что-то вроде искусственной поджелудочной железы. Что-то вроде компьютерного шприца. Со всеми иголочками и трубочками машинка эта стоит $8 тыс. И московский врач смело написал в истории болезни, что, дескать, придумал, как спасти Олю Вихореву. Надо только, чтобы по месту жительства, то есть в городе Санкт-Петербурге ей купили такую коробочку.

Но куда там. Город Санкт-Петербург готовится к трехсотпятидесятилетию. Городу надо ремонтировать Невский проспект, Александринский столп, Петропавловскую крепость и адмиралтейскую иглу. Город только что установил памятник святому равноапостольному князю Александру Невскому у Александроневской лавры, где ж ему взять еще денег на девочку с проспекта Ветеранов? Мама у девочки работает в доме пионеров. Ведет кружки макраме и плетения корзиночек из бересты. А тут президент приезжает, вы хоть понимаете, сколько там стоит один фуршет? А еще пивной фестиваль в самом разгаре, кольцевую автомобильную дорогу надо строить по триста долларов за квадратный метр, и производственную гимнастику вводить в коридорах Смольного в свете решений президента об оздоровлении нации. Так что денег нет, идите вон отсюда со своей больной девочкой, когда гемодиализ понадобится, тогда и приходите.

На месте Олиной мамы я бы вышел на улицу и проклял этот город со всеми его каналами, дворцами, имперский величием, Медным всадником и питерской командой. Но Олина мама не проклинает. Она просит. Восемь тысяч долларов. Чтобы спасти дочь.

После школы мама ведет Олю в этот свой дом пионеров и там учит делать искусственные цветы, словно готовит в слепые цветочницы из фильма "Огни большого города".

— Из чего ты делаешь цветы, Оленька?

— Из бумаги и крахмала. Я хотела бы еще, чтоб у меня были французские духи, и тогда я добавляла бы по капельке в каждый цветок.

Мы беседуем в московской больнице. У Оли на животе маленькая машинка, принадлежащая московской больнице и выделенная Оле лишь на время. Сегодня машинку снимут, и Оля уедет домой. Завтра утром, когда почти одновременно с Олиным поездом на Московский вокзал в Петербурге прибудет "Красная Стрела", по радио заиграют "Гимн великому городу". К этому времени сахар в Олиной крови опять вырастет до катастрофической отметки тридцать.