15.04.2011
Вера Печенкина снова летит в Берлин
8 апреля здесь на сайте, в «Коммерсанте», в Газете.ru, и на сайтах «Эхо Москвы», livejournal.com и Здоровье@Mail.Ru мы рассказали историю трехлетней Веры Печенкиной из Челябинска («Вера возвращается», Валерий Панюшкин). У Веры сложный порок сердца. Однажды вы, дорогие друзья, уже помогли ей, собрав 1 562 275 руб. на первую операцию («Сохранить Веру», Валерий Панюшкин). 22 июля прошлого года врачи Берлинского кардиоцентра прооперировали Веру. Но это только первый этап на пути к выздоровлению девочки. Если в ближайшее время не сделать вторую операцию, то все усилия врачей окажутся напрасными. Теперь и эта операция возможна, в недельный срок собрана вся необходимая сумма – 1 590 210 руб. Семья Печенкиных благодарна каждому, кто помог. Вера с мамой смогут вылететь в Берлин сразу после оформления виз. Официальный перевозчик Русфонда компания «Аэрофлот» обеспечит их перелеты по маршруту Челябинск – Москва – Берлин и обратно (программа «Мили Милосердия»). Спасибо! Мы будем следить за развитием событий.
8.04.2011
Вера возвращается
Вере Печенкиной нужна вторая операция на сердце
Вере Печенкиной три года. У нее сложный порок сердца. Исправить ее порок может только двойная операция: Гленн/Фонтен – как называют ее кардиологи. Год назад мы уже писали про Веру, и тогда девочка была настоящим синегубым заморышем, а мама девочки имела по-настоящему несчастные глаза. С тех пор собраны были деньги и проведена в Германии первая часть лечения – операция Гленна. Предстоит еще операция Фонтена, но уже теперь не узнать ни девочку, ни маму. Девочка прыгает, бегает и хулиганит. Мама научилась улыбаться. Образно говоря, Верино сердце научили делать вдох, и надо научить его делать выдох.
Год назад, когда я приехал к Вере в Челябинск, девочка сидела на полу и гладила кубик. Возможно, Вера хотела как-нибудь с кубиком поиграть, водрузить кубик на какую-нибудь башню, построить, используя кубик, какой-нибудь замок. Но не было сил играть, не было сил поднять кубик, не было задора строить башню. Девочка просто сидела на полу и гладила кубик, как гладят больное животное. Смотрела куда-то вдаль. Есть, пить и развлекаться хоть как-нибудь девочка отказывалась, в ответ на любое мое предложение едва заметно, но вполне отрицательно покачивая головой.
Теперь, когда я приехал, у девочки был миллион дел. Она приветственно помахала мне рукой, нарисовала мне на листке бумаги разноцветную какую-то загогулину, подарила мне один из фломастеров, которыми рисовала, побежала к детской кроватке и стала на ней раскачиваться с криком: «Смотри, как я сильно качаюсь!», потребовала стакан морса, выпила морс, закусила хлебными палочками, угостила одной из хлебных палочек меня и проследила, чтобы я съел. А Верина мама смотрела на всю эту бурную деятельность, которую развела дочь, и смеялась.
Год назад, когда я приезжал к ним в Челябинск, даже и предположить было нельзя, что Верина мама может смеяться. У нее было хрестоматийно несчастное и изможденное страданием лицо. Она сидела на ковре неподвижно рядом с неподвижной своей дочерью и гладила Веру по голове точно так же, как Вера гладила кубик. Она говорила тихо, так тихо, что мне приходилось прислушиваться. Она говорила, что вот родила второго ребенка, а ребенок оказался тяжело болен, и жизнь изменилась навсегда…
Черта с два! Никакого «навсегда» не бывает! Она смеется. Она открывает мне дверь, и в руках у нее кошка. И кошка потешно выкручивается из рук у этой женщины и женщина говорит:
– Дикая совсем! Дикая совсем какая-то получилась кошка! – и смеется.
Год назад никакой кошки не было. Алена – так зовут Верину маму – рассказывает, что год назад даже и речи не могло быть про то, чтобы завести кошку. Когда ребенок так тяжело болен, когда боишься всего на свете – инфекций, аллергии или просто неожиданного прыжка, которым жизнерадостное животное может напугать девочку насмерть – заводить кошку нельзя. А теперь кошку завести оказалось можно.
Алена сидит на диване, размахивает руками, крутит головой, пытаясь уследить, куда побежала дочь, и рассказывает, что поездка в Германию на операцию перевернула ее взгляды на жизнь.
– Дело не только в том, – говорит Алена, – что Вере стало лучше. Дело в том, что вообще всё по-другому, оказывается.
До поездки в Германию Алена думала, что если уж ребенок болен, то нужно лежать в больнице с мрачным видом, ожидая своей участи. В Берлине выяснилось, что можно гулять, ходить в зоопарк, смотреть бегемота и в больнице появляться только на какие-нибудь обследования или процедуры.
До Берлина Алена думала, что дочка ее панически боится врачей и принимается горько плакать, даже еще и не войдя в дверь врачебного кабинета. В Берлине выяснилось, что Вера врачей совсем не боится, беспечно позволяет им производить с собой любые манипуляции и только на УЗИ смеется, потому что доктор щекочет ее по ребрам.
– Правда, дочь? – Алена целует Веру в голову. – Поедем еще лечиться?
– Поедем! Мне понравилось! Особенно бегемот! – отвечает Вера, изготавливая качели из диванных подушек.
До Германии Алена думала, что если хочешь узнать что-нибудь о состоянии ребенка, то следует целый день ждать, пока придет именно твой лечащий врач и скажет что-нибудь. Хотя и тогда не скажет. В Германии выяснилось, что о состоянии твоего ребенка знает в отделении любой врач, и можно обратиться к любому, и любой тебе ответит подробно на любой вопрос, потому что каждое утро каждый ребенок обсуждается подробно на совместных обходах.
До Берлина Алена думала, что после операции дети должны лежать в реанимационной палате привязанные к кроватям, и увидеть ребенка можно лишь на минуту, и то в нарушение правил. В Берлине выяснилось, что сразу после операции ты можешь сидеть с ребенком в палате интенсивной терапии хоть круглыми сутками.
– Вера! – Алена всплескивает руками, – не качайся на подушках! Упадешь!
Но Вера продолжает качаться (иначе зачем надо было городить из диванных подушек качели) и кричит весело:
– А мне теперь можно!
И Алена улыбается в ответ. Потому что это правда. Потому что Вере и правда теперь можно качаться на диванных подушках, кататься на горке во дворе, играть с кошкой, ходить в детский сад… Единственное, чего Вере нельзя – это есть шоколад.
До Берлина Алена понятия не имела, что у ее дочери аллергия на шоколад. Этого нельзя было узнать, потому что девочка не ела почти ничего, даже шоколада. А теперь ест.
Дело только в том, что на вторую операцию немецкие хирурги ждали Веру в марте. А уже апрель, и денег нет.
Валерий Панюшкин
Фото Бориса Каулина
Для спасения трехлетней Веры Печенкиной
не хватает еще 1 173 210 руб.
Рассказывает кардиолог Берлинского кардиоцентра Станислав Овруцкий (Германия): «В прошлом июле мы провели Вере операцию Гленна и реконструировали атриовентрикулярный клапан. Результат хороший: снижена легочная гипертензия, кровь насытилась кислородом, Вера стала более подвижной. Но это временно, в любой момент может начаться резкое ухудшение, оно сведет на нет результаты первой операции. Для окончательной стабилизации состояния девочки жизненно необходима операция Фонтена: надо разделить круги кровообращения, соединив нижнюю полую вену и легочную артерию. Это позволит разгрузить сердце до нормы и оптимально насытить кровь кислородом. После этой операции Вера забудет об одышке, цианозе и заживет практически без ограничений».
Берлинский кардиоцентр выставил счет за операцию на €39 480. Как всегда, наш постоянный партнер Компания «Ингосстрах» перечислит 417 тыс. руб. То есть не хватает еще 1 173 210 руб.
Дорогие друзья! Если вы решите помочь спасти Веру Печенкину, пусть вас не смущает стоимость спасения. Любая ваша помощь будет принята с благодарностью. Пожертвования можно перечислить в благотворительный фонд «Помощь» (учредители Издательский дом «Коммерсантъ» и Лев Амбиндер) и на банковский счет Вериной мамы Елены Антоновны Печенкиной. Все реквизиты есть в Российском фонде помощи. Можно воспользоваться и нашей системой электронных платежей, сделав пожертвование с кредитной карточки или электронной наличностью, в том числе и из-за рубежа. Спасибо.
Экспертная группа Российского фонда помощи
Вера Печенкина снова летит в Берлин
8 апреля здесь на сайте, в «Коммерсанте», в Газете.ru, и на сайтах «Эхо Москвы», livejournal.com и Здоровье@Mail.Ru мы рассказали историю трехлетней Веры Печенкиной из Челябинска («Вера возвращается», Валерий Панюшкин). У Веры сложный порок сердца. Однажды вы, дорогие друзья, уже помогли ей, собрав 1 562 275 руб. на первую операцию («Сохранить Веру», Валерий Панюшкин). 22 июля прошлого года врачи Берлинского кардиоцентра прооперировали Веру. Но это только первый этап на пути к выздоровлению девочки. Если в ближайшее время не сделать вторую операцию, то все усилия врачей окажутся напрасными. Теперь и эта операция возможна, в недельный срок собрана вся необходимая сумма – 1 590 210 руб. Семья Печенкиных благодарна каждому, кто помог. Вера с мамой смогут вылететь в Берлин сразу после оформления виз. Официальный перевозчик Русфонда компания «Аэрофлот» обеспечит их перелеты по маршруту Челябинск – Москва – Берлин и обратно (программа «Мили Милосердия»). Спасибо! Мы будем следить за развитием событий.
8.04.2011
Вера возвращается
Вере Печенкиной нужна вторая операция на сердце
Вере Печенкиной три года. У нее сложный порок сердца. Исправить ее порок может только двойная операция: Гленн/Фонтен – как называют ее кардиологи. Год назад мы уже писали про Веру, и тогда девочка была настоящим синегубым заморышем, а мама девочки имела по-настоящему несчастные глаза. С тех пор собраны были деньги и проведена в Германии первая часть лечения – операция Гленна. Предстоит еще операция Фонтена, но уже теперь не узнать ни девочку, ни маму. Девочка прыгает, бегает и хулиганит. Мама научилась улыбаться. Образно говоря, Верино сердце научили делать вдох, и надо научить его делать выдох.
Год назад, когда я приехал к Вере в Челябинск, девочка сидела на полу и гладила кубик. Возможно, Вера хотела как-нибудь с кубиком поиграть, водрузить кубик на какую-нибудь башню, построить, используя кубик, какой-нибудь замок. Но не было сил играть, не было сил поднять кубик, не было задора строить башню. Девочка просто сидела на полу и гладила кубик, как гладят больное животное. Смотрела куда-то вдаль. Есть, пить и развлекаться хоть как-нибудь девочка отказывалась, в ответ на любое мое предложение едва заметно, но вполне отрицательно покачивая головой.
Теперь, когда я приехал, у девочки был миллион дел. Она приветственно помахала мне рукой, нарисовала мне на листке бумаги разноцветную какую-то загогулину, подарила мне один из фломастеров, которыми рисовала, побежала к детской кроватке и стала на ней раскачиваться с криком: «Смотри, как я сильно качаюсь!», потребовала стакан морса, выпила морс, закусила хлебными палочками, угостила одной из хлебных палочек меня и проследила, чтобы я съел. А Верина мама смотрела на всю эту бурную деятельность, которую развела дочь, и смеялась.
Год назад, когда я приезжал к ним в Челябинск, даже и предположить было нельзя, что Верина мама может смеяться. У нее было хрестоматийно несчастное и изможденное страданием лицо. Она сидела на ковре неподвижно рядом с неподвижной своей дочерью и гладила Веру по голове точно так же, как Вера гладила кубик. Она говорила тихо, так тихо, что мне приходилось прислушиваться. Она говорила, что вот родила второго ребенка, а ребенок оказался тяжело болен, и жизнь изменилась навсегда…
Черта с два! Никакого «навсегда» не бывает! Она смеется. Она открывает мне дверь, и в руках у нее кошка. И кошка потешно выкручивается из рук у этой женщины и женщина говорит:
– Дикая совсем! Дикая совсем какая-то получилась кошка! – и смеется.
Год назад никакой кошки не было. Алена – так зовут Верину маму – рассказывает, что год назад даже и речи не могло быть про то, чтобы завести кошку. Когда ребенок так тяжело болен, когда боишься всего на свете – инфекций, аллергии или просто неожиданного прыжка, которым жизнерадостное животное может напугать девочку насмерть – заводить кошку нельзя. А теперь кошку завести оказалось можно.
Алена сидит на диване, размахивает руками, крутит головой, пытаясь уследить, куда побежала дочь, и рассказывает, что поездка в Германию на операцию перевернула ее взгляды на жизнь.
– Дело не только в том, – говорит Алена, – что Вере стало лучше. Дело в том, что вообще всё по-другому, оказывается.
До поездки в Германию Алена думала, что если уж ребенок болен, то нужно лежать в больнице с мрачным видом, ожидая своей участи. В Берлине выяснилось, что можно гулять, ходить в зоопарк, смотреть бегемота и в больнице появляться только на какие-нибудь обследования или процедуры.
До Берлина Алена думала, что дочка ее панически боится врачей и принимается горько плакать, даже еще и не войдя в дверь врачебного кабинета. В Берлине выяснилось, что Вера врачей совсем не боится, беспечно позволяет им производить с собой любые манипуляции и только на УЗИ смеется, потому что доктор щекочет ее по ребрам.
– Правда, дочь? – Алена целует Веру в голову. – Поедем еще лечиться?
– Поедем! Мне понравилось! Особенно бегемот! – отвечает Вера, изготавливая качели из диванных подушек.
До Германии Алена думала, что если хочешь узнать что-нибудь о состоянии ребенка, то следует целый день ждать, пока придет именно твой лечащий врач и скажет что-нибудь. Хотя и тогда не скажет. В Германии выяснилось, что о состоянии твоего ребенка знает в отделении любой врач, и можно обратиться к любому, и любой тебе ответит подробно на любой вопрос, потому что каждое утро каждый ребенок обсуждается подробно на совместных обходах.
До Берлина Алена думала, что после операции дети должны лежать в реанимационной палате привязанные к кроватям, и увидеть ребенка можно лишь на минуту, и то в нарушение правил. В Берлине выяснилось, что сразу после операции ты можешь сидеть с ребенком в палате интенсивной терапии хоть круглыми сутками.
– Вера! – Алена всплескивает руками, – не качайся на подушках! Упадешь!
Но Вера продолжает качаться (иначе зачем надо было городить из диванных подушек качели) и кричит весело:
– А мне теперь можно!
И Алена улыбается в ответ. Потому что это правда. Потому что Вере и правда теперь можно качаться на диванных подушках, кататься на горке во дворе, играть с кошкой, ходить в детский сад… Единственное, чего Вере нельзя – это есть шоколад.
До Берлина Алена понятия не имела, что у ее дочери аллергия на шоколад. Этого нельзя было узнать, потому что девочка не ела почти ничего, даже шоколада. А теперь ест.
Дело только в том, что на вторую операцию немецкие хирурги ждали Веру в марте. А уже апрель, и денег нет.
Валерий Панюшкин
Фото Бориса Каулина
Для спасения трехлетней Веры Печенкиной
не хватает еще 1 173 210 руб.
Рассказывает кардиолог Берлинского кардиоцентра Станислав Овруцкий (Германия): «В прошлом июле мы провели Вере операцию Гленна и реконструировали атриовентрикулярный клапан. Результат хороший: снижена легочная гипертензия, кровь насытилась кислородом, Вера стала более подвижной. Но это временно, в любой момент может начаться резкое ухудшение, оно сведет на нет результаты первой операции. Для окончательной стабилизации состояния девочки жизненно необходима операция Фонтена: надо разделить круги кровообращения, соединив нижнюю полую вену и легочную артерию. Это позволит разгрузить сердце до нормы и оптимально насытить кровь кислородом. После этой операции Вера забудет об одышке, цианозе и заживет практически без ограничений».
Берлинский кардиоцентр выставил счет за операцию на €39 480. Как всегда, наш постоянный партнер Компания «Ингосстрах» перечислит 417 тыс. руб. То есть не хватает еще 1 173 210 руб.
Дорогие друзья! Если вы решите помочь спасти Веру Печенкину, пусть вас не смущает стоимость спасения. Любая ваша помощь будет принята с благодарностью. Пожертвования можно перечислить в благотворительный фонд «Помощь» (учредители Издательский дом «Коммерсантъ» и Лев Амбиндер) и на банковский счет Вериной мамы Елены Антоновны Печенкиной. Все реквизиты есть в Российском фонде помощи. Можно воспользоваться и нашей системой электронных платежей, сделав пожертвование с кредитной карточки или электронной наличностью, в том числе и из-за рубежа. Спасибо.
Экспертная группа Российского фонда помощи
