Жизнь. Продолжение следует

И мы идем

Скорость движения есть сила, умноженная на любовь

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков
 

Максим Черномазов должен был родиться хоккеистом. Такие, во всяком случае, соображения занимали его отца. А, может, вышел бы из него танцор – зря, что ли, мать преподает хореографию. И у врачей, конечно, были на парня свои виды: сказали, будет инвалидом, потому что несовершенный остеогенез не лечится, а поломался ребенок весь еще в утробе, какие уж тут танцы и спорт. Ну и сам Максим Черномазов имеет обо всем этом свои собственные суждения. В неполные два года он выглядит как будущий директор, крупный руководитель. Сидит на ковре в колготках с начальственным видом, дает указания близким.

Он уже прошел с помощью Русфонда курс лечения препаратом памидронат, явно собирается идти и дальше, вести за собой родителей и остальное человечество – куда вот только?

Мы говорим об этом с его матерью Наталией Черномазовой:

«Я родились в Краснодаре. Семья многодетная – нас у матери четверо, две девочки, два мальчика. Папа ушел от нас рано, мне было, наверное, лет семь, мама нас воспитывала одна. Меня она отдала на танцы еще в детстве, так что всю жизнь я посвятила хореографии. Получилось, одна я танцевала в семье, сестра пробовала, но ей сказали, что она деревяшечка уж слишком, это не ее. Зато она умная. Чуть ли не с золотой медалью окончила школу. А братья у нас, как все мальчишки, обалдуи.

Школу мы все окончили и начали рано работать, потому что маме нужно было помогать. В 17 лет я устроилась хореографом в детский сад. Пришла в группу, смотрю – там дети. Маленькие такие. Что с ними делать?! Но привыкла, ничего. Мне очень понравилось. Разные детишки. И глухие. И с логопедическими проблемами. А я их учила, ставила им танцы для утренников.

С мужем моим Сережей банально мы познакомились, в кафе. Я отмечала свой день рождения с друзьями, а он за соседним столиком сидел. Долго он уговаривал меня встретиться. Я думала: да ну, зачем? Просто был предыдущий опыт такой… Не очень-то. Только что расстались с молодым человеком, не хотелось ничего нового. А Сережа мне названивал и названивал. Он мне потом даже рассказывал: был уже такой момент, что он подумал – ну все, если опять откажется, больше звонить не буду. А я согласилась. Встретились мы с ним, пошли гулять в парк, как-то так сразу душу друг другу открыли, болтали, болтали, начали вместе жить. А через год поженились.

Первая у нас девочка родилась, Лера. Я всегда об этом мечтала. Когда узнала, что будет девочка, даже заплакала от радости. Здоровая она родилась такая, большая, сразу нам начала давать люлей. Кричала, требовала, а мы молодые были, опыта ж никакого. Ну и стали учиться, привыкать. В какой-то момент Сережа говорит: так, хочу теперь сына, давай. Мы молодые, здоровые, почему нет? Вторая беременность тоже проходила хорошо. Сказали нам, что будет мужчина. Здоровый, нормальный. Единственное, что было не так – он перевернулся, ножками вниз лежал. Сказали, будут делать кесарево сечение. И вот все-таки Бог нам помог: если б я сама рожала, не знаю, наверное, совсем была бы беда.

Накануне родов я вдруг что-то заплакала. Потом была операция, достали Максюшу, ничего сначала не сказали. Сказали, что ножки у него немножко косолапые, а так все хорошо. Увезли. А потом не приносят и не приносят. Я спрашиваю: где ребенок? Медсестры молчат. И вот пришла врач и говорит: ребенок у вас родился больной. В смысле, больной? Ну, вы знаете, кто такие «хрустальные» люди? Нет. Ну, вот у вас такой мальчик, он у вас весь поломанный, как минимум пять-шесть переломов у него. Это не лечится, выхода никакого нет. Я села на кровать и подумала, что жизнь моя закончилась.

Ничего от врачей добиться было нельзя. Меня к сыну не пускали. Я как-то пробилась, рыдала над ним. А что толку? Стала сразу смотреть в интернет, выяснять, с чем мы имеем дело. Начиталась с перепугу, что даже под пуховым одеялом кости ломаются, что на руки брать нельзя. Боже мой, как дальше жить?

Ну как жить? Жить и все. Забрали мы его домой, я его там развернула, весь он такой был маленький, ножки-кривулечки, весь в каких-то болячках. Они его, наверное, там не мыли, боялись трогать. Я на все это посмотрела и решила: да нормальный ребенок, надо просто с ним поосторожнее. И мы нормально купались, нормально жили. А я искала в интернете, кто такие «хрустальные» дети. Прочитала всю литературу, пересмотрела все видеоролики, и чем больше читала и смотрела, тем больше верила, что все это как-то лечится. Не может быть, чтобы не лечилось. В конце концов мы нашли клинику Глобал Медикал Систем (GMS Clinic) в Москве и поехали туда с Максюшей на консультацию.

Врачи нас похвалили, сказали, молодцы, что так рано спохватились и приехали. Нужно начинать капельницы с препаратом памидронат, ждать, пока укрепятся кости, а потом уже думать о каких-либо операциях. Конечно, когда нам назвали сумму за лечение, мы присели с Сережей, но нам посоветовали обратиться за помощью в Русфонд. За деньги, которые собрали люди, мы прошли уже восемь курсов. Не знаю, это, наверное, какое-то волшебное лекарство, потому что все начало меняться. Максюша начал сначала держать голову, потом сидеть, потом ползать. Я смотрела на это и просто кричала от радости.

Нам повезло еще и потому, что важны не только лекарства, но и какие-то правильные слова. В клинике нам сказали: перестаньте бояться, все будет хорошо. Живите как обычно, никогда не вините ни себя, ни вообще кого-либо за то, что он, допустим, сломается. Это и есть жизнь вашего ребенка.

Тяжело бывает поверить в простоту этих слов, непросто сохранить с их помощью семью. Мы с Сережей ругались, мирились, и все потом заново. Было сложно. Но мы научились радоваться каждой мелочи, каждому достижению Максюши. Вот он начинает стоять на ножках потихоньку, делать первые шажочки. И от этого весь мир становится другим.

Наверное, это испытание для нас. Как пройти его? Не знаю. Я просто люблю Максюшу очень. И в этом чувстве нет ни жалости, ни страха. Просто желание быть с ним рядом, что бы ни случилось. Я любуюсь им. Он такой светлый, добрый мальчик. И он в ответ дает какую-то невероятную силу. Он просто смотрит на тебя, и ты видишь, как много он знает о жизни, сколько мудрости в нем. И хотя он еще не ходит, только он и ведет нас за собой. И мы идем».

Фото Сергея Мостовщикова