Врач всегда на связи
Ольга Янулевич, детский кардиолог из Томска, любит свою работу, но мечтает стать безработной
Ольга Янулевич
Картина будущего
На сайте Томского НИИ кардиологии информация о враче Ольге Янулевич, кандидате медицинских наук, носит исключительно деловой характер. Там сказано, что доктор является детским кардиологом второго кардиохирургического отделения, а также автором 19 научных статей и соавтором четырех изобретений, которые совершенствуют методы диагностики и лечения кардиозаболеваний у детей.В кабинете Ольги, прямо над рабочим столом, висит картина – каждый, кто садится напротив на апельсинового цвета диван, видит, как маленький вихрастый мальчик, улыбаясь, мчится на велосипеде по тропинке, уводящей к широкому лугу и густому, но совсем не страшному лесу.
– Эту картину четыре года назад нам подарили родители одного из пациентов, – рассказывает Ольга Янулевич. – Они объяснили, что здесь изображен их сын, который, пройдя через непростую операцию на сердце, теперь стоит на пороге долгой и радостной жизни. С мальчиком сейчас все хорошо. Недавно он вместе с мамой приезжал на контрольное обследование. Могу сказать, ожидания семьи совпали с реальностью.
Тяжело, но интересно
Наталья Волкова: Когда и как вы пришли в НИИ кардиологии?Ольга Янулевич: Когда – в 2004 году, после учебы в Томском медицинском университете и окончания интернатуры по педиатрии. Как – а довольно необычным образом. Стороннему человеку может казаться, что попасть на работу в НИИ кардиологии можно только за какие-то особенные заслуги, однако это не мой случай. Просто однажды летом, в июле, когда я совсем не понимала, куда идти работать по специальности после интернатуры – не было никаких вариантов, – мне позвонил сотрудник кардиоцентра и спросил: «Ольга, не хотите пойти к нам?» Оказалось, здесь как раз расширялось отделение детской кардиологии, нужны были врачи. Я подумала, что у меня есть несколько секунд, чтобы принять решение, и согласилась.
Потом пыталась понять, почему именно меня позвали. У меня есть три варианта: или в НИИ вспомнили, что во время учебы в медуниверситете я занималась научной работой в области кардиологии; или меня как-то особенно отрекомендовали в деканате педиатрического отделения – я была сотрудникам известна, потому что являлась старостой курса и закончила университет с красным дипломом; или же это была самая обычная случайность. Вообще, если честно, работать в кардиоцентр я пришла с минимумом знаний о том, с чем мне предстоит столкнуться.
Н. В.: Трудно было на первых порах?
О. Я.: Да, непросто. Пациентов со сложными пороками сердца я видела во время учебы немного – немного было и учебных часов, посвященных детской кардиохирургической патологии. У меня было общее представление, какими могут быть дефекты строения сердца, какие нарушения функций, но не было обширных знаний. Обучение началось непосредственно на рабочем месте. Мне очень помогали коллеги – давали советы, рекомендовали обратить внимание на те или иные факторы в лечении конкретного пациента. Я сама много читала, анализировала. Так началась большая работа, которая не прекращается до сих пор ни на один день.
Н. В.: А своего первого пациента в кардиоцентре помните?
О. Я.: Очень хорошо помню и вряд ли когда-то забуду. Это была девочка после тяжелой операции, в реанимации. Мне сразу, как только я пришла на работу, дали ее на курацию (от лат. curatio – «попечение, лечение, уход». – Русфонд). Сразу дали почувствовать, можно сказать, боевой настрой. И хотя было тяжело, сразу стало очень интересно и понятно, что банальных случаев тут не будет – только такие, которые требуют от врача больших знаний и большой включенности в процесс лечения.
«Хочу работать только с детьми»
Н. В.: А как вы решили стать врачом, в частности педиатром?О. Я.: Честно сказать, у меня не было осознанного решения. В медицинский я поступила, потому что родные так решили: «Нам нужен свой врач в семье». Хотя был еще вариант – пойти учиться на экономиста, у меня все хорошо было с математикой: помню, учительница моя очень сокрушалась, что я не использовала свои способности, что пошла учиться на медика. Однако могу сейчас сказать: моя школьная любовь к математике помогает мне анализировать данные, сопоставлять факты. Так вот, я отучилась в профильном медицинском классе и подала документы на педиатрию, потому что на этом отделении проходной балл был пониже, шанс поступить на бюджет – повыше. Позже мама настаивала, чтобы я перевелась на лечебный факультет, но к тому моменту я уже поняла: хочу работать только с детьми. Пожалуй, это стало лично моим первым осознанным желанием на пути в медицину.
Н. В.: Как вы понимаете, что у совсем маленького ребенка болит и как он себя чувствует? Как понять человека, который не говорит?
О. Я.: Интуиция плюс опыт. Кроме того, у меня есть еще одно высшее образование, незаконченное. На последних курсах медуниверситета я заочно училась в педагогическом на логопеда. Мне осталось только защитить диплом, но меня как раз позвали работать в кардиоцентр, поэтому защита отложилась на неопределенный срок. Однако знания по детской психологии очень помогают мне в работе. Мне как врачу важно установить с пациентом контакт, чтобы лечебный процесс шел удачно, нужно, чтобы ребенок начал мне доверять, понял, что человек в белом халате для него не враг. Иногда родители пугают детей: «Вот сейчас придет доктор, вот он сделает тебе укол, если не будешь слушаться». Когда я такое слышу, стараюсь объяснить, насколько вредно так говорить маленькому человеку: врач не должен у него ассоциироваться с болью и страданием, со страхом.
Понимать ребенка помогает и тесное взаимодействие с родителями. Часто именно они переводчики своих малышей – взрослые «жалуются» за своих детей. Родители – важные участники лечебного процесса, их мы всегда слушаем, потому что никто лучше них своих детей не знает, не замечает малейших перемен в состоянии и настроении.
У нас в центре родители или опекуны всегда могут быть рядом с детьми. В реанимацию им тоже всегда, сколько я себя помню в НИИ кардиологии, можно было приходить. Очень важно, что рядом с ребенком может рядом находиться близкий человек. Детям ощущение близости помогает в лечении, я уверена.
Н. В.: А как правильно говорить с родителями, чтобы они стали помощниками для врача?
О. Я.: С родителями важно говорить честно и предупреждать о возможных осложнениях – то есть давать максимально полную информацию. Мы стараемся и эмоционально их поддержать – особенно это важно, потому что в кардиоцентре нет психолога, помощь которого была бы бесценной. Однако родители неплохо справляются сами – общаются с родными, благо современные технологии это позволяют делать хоть каждые полчаса. Еще мамы наших пациентов поддерживают друг друга, потому что хорошо понимают обстоятельства: даже одно ощущение того, что ты со своей проблемой не один, вокруг таких много, уже дает некоторое утешение и силы двигаться дальше.
Все родители разные, конечно, по-разному справляются с нагрузкой и со стоящими перед ними задачами – кто-то быстрее, кто-то медленнее, – но все равно они всегда значимые помощники в процессе лечения.
Ольга Янулевич
Работа как способ борьбы с выгоранием
Н. В.: Когда у вас начинается и заканчивается рабочий день?О. Я.: По трудовому законодательству начинается в восемь утра, заканчивается в четыре часа дня. Однако по факту рабочий день ненормированный – невозможно закрыть дверь в отделение и уйти домой, если еще не все пациенты охвачены твоим вниманием, пока есть необходимая бумажная работа. Приходится задерживаться, но я быстро привыкла и спокойно к этому отношусь. У нас нет ночных дежурств – так устроена работа нашего отделения, поэтому хватает времени на восстановление.
Н. В.: Проблема выгорания перед вами не стоит? Есть ли у вас способы борьбы с усталостью, которая неизбежно преследует каждого добросовестного врача?
О. Я.: Профессионального выгорания у меня нет. А вот усталость ощущаю часто, да. Физическую и эмоциональную. Однако тут такое дело – как только я оказываюсь на рабочем месте, забываю об усталости. Ловлю себя на мысли, что мне комфортно. У нас прекрасный коллектив, мы всегда ощущаем взаимную поддержку. Меня лично мотивируют на работу наши хорошие результаты, а уверенности придают опыт и знания, которые у меня есть.
Конечно, проблемы бывают. Чтобы восстановить силы, я сплю. Спать я люблю – и посвящаю этому делу выходные. Время сна, домашних дел, общения с близкими для меня время перезагрузки, обнуления. В понедельник я прихожу на работу как новая.
За 17 лет работы в НИИ кардиологии больничный у меня был только однажды – после операции на глазах. Через месяц дома я поняла, что плохо сплю, тревожусь. Решила выйти на работу, хотя окулисты были поначалу против. Как только вышла – сон моментально наладился, а тревога прошла.
Н. В.: Работа как способ бороться с выгоранием – это несколько необычно. Как правило, психологи советуют отдыхать, переключаться...
О. Я.: Могу сказать, что это срабатывает только в том случае, если работа приносит удовольствие. Такое важное условие – и в моей жизни оно выполняется.
Чем занимается детский кардиолог
Н. В.: В одном из интервью ваш коллега по кардиоцентру, хирург Виктор Варваренко, описал работу детских кардиологов, упомянув, что они решают сложные задачи: «Они определяют, кому нужно сделать какую операцию, как после операции выходить пациента». Получается, именно детский кардиолог принимает решение о том, как именно лечить больного, как его оперировать?О. Я.: Подобный подход распространен за рубежом – мы узнали об этом после визита иностранных коллег в наш центр. Они рассказали, что у них детский кардиолог обследует пациента, принимает решение, какая именно операция ему нужна, сообщает об этом хирургу. Конечно, мы стремимся соответствовать международным стандартам, но при этом стараемся не нарушать принцип командной работы, коллегиального принятия решений в каждом конкретном случае.
Когда в стационар поступает пациент, детский кардиолог назначает исследования, вместе с коллегами проводит их, а затем вместе с коллегами же определяет ход дальнейшего лечения – сюда относятся и медикаментозная поддержка, и вид оперативного вмешательства. Другими словами, решение принимается не единолично, а коллегиально, большой командой профессионалов.
Мне кажется, именно такой подход наиболее плодотворный. Знать все один человек не может. А в случае коллегиальной работы пациент получает максимально полную помощь, даже если мы во время обсуждения спорим и, бывает, иногда ругаемся. Все равно это во благо больному: в горячих обсуждениях мы находим правильное решение. При этом каждый из нас несет ответственность за пациента. Одному с этим было бы справиться очень трудно, если не невозможно.
Н. В.: Сколько людей в команде?
О. Я.: Если брать сухие цифры – 49 человек. Ровно столько сотрудников работает в нашем отделении. Это детские кардиологи, сердечно-сосудистые хирурги, анестезиологи-реаниматологи, операционные сестры, медицинские сестры, сотрудники реанимации, санитарки. Кроме того, есть сотрудники других подразделений кардиоцентра, которые помогают нам лечить пациентов. По сути, весь кардиоцентр делает одно общее дело в каждом конкретном случае.
Н. В.: Сколько через вас проходит пациентов?
О. Я.: Ежедневно по будним дням в наше отделение поступает 2–3 новых пациента. В стационаре находится 20 человек. За год мы лечим примерно 400–500 детей. В 2019-м их было 516, в 2020-м – 464. Уменьшение числа связано исключительно с пандемией, количество операций у нас осталось на прежнем уровне.
В среднем дети находятся у нас в отделении восемь дней – это очень хороший показатель. Нам необходимо поскорее лечить поступивших, чтобы принять следующих. Бывает, что с момента поступления до операции проходит всего несколько часов, а после операции ребенка при отсутствии осложнений выписывают через 5–6 дней. Если состояние пациента удовлетворительное, зачем ему оставаться в больнице? Это ненужный стресс для него, стрессов следует избегать. Если же ситуация требует наблюдения, пациент остается на несколько недель или даже месяцев – все индивидуально.
Н. В.: К вам очередь стоит?
О. Я.: Каждый пациент попадает к нам в течение двух недель. И это нельзя назвать очередью в строгом смысле слова. За две недели пациент проходит обследование, сдает анализы – вот для чего нужен такой период. Однако госпитализации расписаны как раз на две недели вперед. При этом если ребенку нужна экстренная операция, мы его принимаем сразу.
Н. В.: В интернете я читала отзывы о Томском НИИ кардиологии. Один из них такой: «После выписки возможность связаться как с кардиохирургом, так и с врачом – 100%». Как родители с вами связываются?
О. Я.: В выписке мы всегда указываем телефон отделения – у родителей есть возможность нам позвонить. Мы не отвечаем только на вопросы о том, чем лечить ребенка, если он вдруг заболел дома, – это находится в компетенции его лечащего врача по месту жительства. А вот вопросы: «Можно ли ребенку ходить в детский сад или школу?», «Как записать на контрольное обследование» – в числе фаворитов. Иногда нам звонят родители пациентов, чтобы рассказать о достижениях своих детей, о позитивных переменах в их собственной жизни. Это очень приятно.
Бывает, что родители находят где-то и мобильные телефоны врачей, пишут или звонят напрямую. Так что мы всегда на связи.
Н. В.: Насколько сильно, по вашим наблюдениям, шагнули вперед медицинские технологии лечения тех или иных пороков за те 17 лет, что вы работаете в НИИ кардиологии?
О. Я.: Однозначно могу сказать, что детская кардиология, детская кардиохирургия интенсивно развиваются. Когда я пришла работать, не все операции мы могли проводить – сейчас их ряд значительно расширился. Раньше летальность была до 30% в год среди наших пациентов – сейчас меньше одного процента. Такие результаты очень мотивируют совершенствоваться дальше, чтобы еще более эффективно лечить детей.
Врач и человек
Н. В.: Что самое трудное, а что самое радостное в вашей работе?О. Я.: Самое радостное – когда пациент, особенно трудный, выписывается домой в хорошем состоянии. Мы провожаем его словом «прощай», желая, чтобы он больше никогда не нуждался в лечении, не попадал к нам, то есть выздоровел окончательно и бесповоротно.
Самый горестный, тяжелый момент – смерть пациента. Такое, к сожалению, бывает. Это непросто пережить, потому что мы всегда делаем все, что от нас зависит, однако некоторые обстоятельства зависят не только от нас.
Н. В.: Разделяете ли вы врача и человека Ольгу Янулевич? Возможно ли такое разделение в принципе?
О. Я.: Разделить врача и человека невозможно, мне кажется. Если только понимать это так: я врач, я выполняю свои обязанности – мое эмоциональное состояние не должно влиять на эффективность моей работы. При этом я отношусь к пациентам, их родителям, своим коллегам так, как хотела бы, чтобы относились ко мне. Другими словами, мне хочется надеяться, что человеком я остаюсь всегда.
Н. В.: Что вам не хватает для полного счастья?
О. Я.: Дети у нас не обеспечены, к сожалению, детскими формами большинства лекарственных препаратов – мы вынуждены сами что-то придумывать, отмерять, делить. На это уходит много сил медицинского персонала и родителей. Хочется, чтобы ситуация поменялась.
Хочется, чтобы для лечения детей у нас появились качественные расходные материалы, самые лучшие из возможных. Чтоб уж если катетер, то тоненький, если иголка, то маленькая. В общем, не хватает очень расходников для детей по размеру, их отсутствие – дополнительные мучения для пациентов.
Хочется, чтобы у наших пациентов появилась возможность лечиться в хороших условиях – в палатах, рассчитанных на одного ребенка и его сопровождающего. Хочется, чтобы родители не ломали голову, как приспособить жизнь в больнице под имеющиеся условия, а просто имели возможность отдавать все силы на поддержку своего болеющего малыша.
Хочется, чтобы у нас в кардиоцентре была возможность менять медицинское оборудование как можно чаще – примерно так же часто, как обновляется технологическая линейка. Хочется, чтобы оборудование было таким же качественным, как то, которое еще 15 лет назад купил для НИИ кардиологии Русфонд и которое до сих пор работает.
А вообще мне хочется стать безработной: чтобы дети не болели и не нуждались в помощи кардиологов и кардиохирургов.
Н. В.: Что вы будете делать, если вдруг такое случится?
О. Я.: Учиться пойду. На юридический.
Фото Даниила Шостака
