Практика партнерства:
Фонд — чиновники всея руси
Наш лучший друг — чиновник
Нас подозревают как минимум в лукавстве и некомпетентности. Правда, это недоверие довольно эклектично. Нам говорят, будто чиновники не в состоянии проверить письма как следует - "на принципах объективности, оперативности, доступности, заинтересованности, ответственности и гуманности". К тому же, по их мнению, чиновник вообще занят иным делом. И если де существуют два-три эпизода такой помощи Фонду, то их никак нельзя выдавать за систему. Но с другой стороны нас критикуют за отсутствие в штате фонда специалистов со "школой социальной защиты".
Логики, конечно, во всем этом мало. Но, действительно, отсутствуют в Фонде таковые специалисты. Нас здесь вообще до недавнего времени было двое. Кстати, как-то нас посетила делегация отечественного Красного креста, и ее члены были оскорблены штатной численностью Фонда.
Между прочим, Владимир Яковлев в 96-м тоже не верил в возможность использования чиновников в качестве проверяющих. Он предлагал мне на эти роли собственных корреспондентов "Коммерсанта", работающих в большинстве регионов России. Вот это был бы верный прокол. Я сам из них. Ни один собкор не стал бы системно заниматься проверками занудных писем, да еще бесплатно.
Так вот, с 96 года работают на нас сотрудники соцзащиты и здравоохранения. И даже благодарят за предоставленную им эту возможность, "Почетные грамоты" шлют.
Все дело в интересе
Да, поначалу начальники местных департаментов соцзащиты в ответ на наши телефонные просьбы требовали письменных запросов и месячного срока "для уточнения, следует ли аппарату заниматься проверкой ваших писем". Особенная прелесть была вот в этом: "проверкой ваших писем". Это же его ведомство не платило матерям положенные детские пособия, а инвалидам - пенсии. Это его ведомство (как и соседнее - здравоохранения) отказывало отчаявшимся родителям больных детей в финансировании операций. И как следствие, люди писали нам.
Но все дело в интересе. Товарищ просто не понял. Он принял нас за еще один надзирающий орган из центра, от которого проще отписаться. Мы сделали вывод. И разослали письма Фонда с предложением помощи, с прописанным механизмом ее оказания частными лицами, - и встроенными в этот механизм сотрудниками соцзащиты и здравоохранения. То есть мы предложили сотрудничество - и деньги (!) для местных горемык, которые уже достали своих начальников. Более того, сейчас, обращаясь с запросом в эти департаменты, мы настоятельно напоминаем: готовы опубликовать и вашу "страшилку"! Душераздирающую, - украшение любой подборки! - написанную самим бедолагой.
С тех пор нет проблем с проверками. А в 2000 году установлен надежный контакт с Министерством труда и соцразвития РФ, что делает наши контакты с регионами еще устойчивей.
Фонд помощи чиновникам
Эти люди оперативны, но сведения их избирательны. Правда, чем дальше от Москвы и чем мельче населенный пункт, тем охотней вам идут навстречу - и тем полнее информация.
На поверку нам не нужны все 87 субъектов Федерации. (Минус Чечня, Москва - установить контакты с московскими чиновниками соцзащиты так и не удалось. Наши договоренности с Комитетом соцзащиты реально ничего не дали).
Основная почта поступает из 52 регионов. С ними и работаем - вплоть до районных чиновников. Эти люди весьма пристрастны. Их методология проверки отдает нафталином советских времен, а выводы подчас чересчур строги. Иные полагают, будто если у матери-одиночки в доме холодильник и ковры на стенах, а на вешалке еще и пальто с норковым воротником, то такая не достойна помощи. Даже если просит на операцию для дочери. Даже если сидит без работы. "Вам пишет, что сейчас хуже чем в войну, а сама в норковой шапке!". И в расчет не берется, что такой уж у нас на дворе кризис: в коврах и норковой шапке, которые не продать, с пустым холодильником.
Словом, эти соцзащитники далеко не сахар. Меж тем, они честны и дотошны, бескорыстны и по-своему отзывчивы. И прекрасно осведомлены о своем контингенте. А самое главное, они теперь с удовольствием откликаются на наши просьбы. Все дело в интересе. Сотрудники на уровне начальников отделов и ниже отлично понимают, что Фонд работает и на них. Фонд не только выручает инвалида или юную мать - одиночку, Фонд еще и поднимает престиж соцзащиты. Инспектор, явившийся проведать, получена ли помощь, мгновенно превращается в Деда Мороза, несмотря на март или сентябрь на дворе. Его принимают как благодетеля. Потому что Российский фонд рисуется нашим бедолагам то ли неким аппендиксом Минтруда, то ли вовсе уж чем-то загадочно-денежным. А конкретный чиновник, который проверял письмо - и деньги на операцию уже получены! - вот он, защитник и опора!..
Во-вторых, материалы повторных проверок затем превращаются в наши статьи на тему "Что было дальше". Как признаются сами инспекторы соцзащиты, весть о полученной из Москвы помощи моментально облетает округу. Что интересно: и здесь реакция 100-процентно в пользу местной власти! Оказывается, в соцзащите трудятся такие добрые люди, что, даже не имея казенных денег, они все равно исхитряются помочь - за счет далекого Российского фонда…
Самое забавное - это чистая правда!
Наш лучший враг — чиновник
Наши критики напрочь отказываются верить в саму возможность такого сотрудничества с местными органами социальной защиты. Однажды мы даже "подставились". Это приключилось в августе 2000 года, во время нашей Акции помощи семьям погибших моряков подлодки "Курск". Критики тогда радостно всполошились. В своих рассказах о "Курской" акции Российский фонд де сам опровергает, как несостоятельную, идею ставки на чиновника.
Святая правда: составление списка родственников погибших моряков атомной подлодки для открытия лицевых счетов вдовам и матерям, доставка им сберкнижек в Видяево с помощью чиновников ВМФ дались нам с огромным трудом. Приходилось преодолевать неприкрытое сопротивление военных бюрократов. Мы рассказали в печати об этих баталиях и только тогда добились своего.
И то правда, что так же было в каждой нашей Акции помощи пострадавшим при катастрофах. В Кузбассе, когда потребовались списки вдов погибших горняков шахты "Зыряновская" (1997 г.). В Самаре (списки родственников сгоревших заживо милиционеров (1998 г.). В Москве (списки пострадавших от взрывов, 1999 г.). Мы буквально выдавливали у властей эти списки силой печати.
Но Фонд и наше главное дело от этого только выиграли.
Опять все дело в интересе!
Когда мы просим чиновников проверить письмо матери инвалида, молящей об оплате операции сыну, мы встречаем полную поддержку. Эта мать уже допекла местное начальство своими просьбами. Они и рады бы помочь (зачастую - обязаны!), да казна пуста. А тут появляемся мы и беремся разрядить ситуацию. Спасти, что называется, лицо ведомства. Как же чиновнику нас не любить?!
И совсем другое дело - Акции помощи в дни национальных катастроф. Фонд-то и тут верен принципу: помощь идет напрямую, без посредников. Заполучив списки пострадавших, мы открываем каждому лицевой счет в СБ и публикуем списки в печати. Читатели получают редкую - единственную пока в стране! - возможность помогать несчастным адресно, самим выбирать размер помощи каждой семье. Или не каждой, а выборочно. Главное, по своему усмотрению.
А власти в это же время открывают общие спецсчета помощи! Мы своей Акцией лишаем их контроля над огромным куском благотворительных денег. Не будь нас, эти весьма солидные деньги могли бы попасть к ним, в "общий котел". А уж там власть разберется всласть! Чиновники распоряжаются "общим котлом" закрыто и безраздельно. И не обязательно даже по закону, не говоря уж - по совести.
Сбербанк хранит тайну вкладов. Общие размеры читательской помощи остаются неизвестными. Но кое-что нам удается выяснить. После взрыва в Волгодонске, например, по данным мэрии в "общий котел" поступило 3 млн р.. А наши читатели перечислили людям напрямую 2,5 млн р. Только в первую декаду после публикации списка вдов и матерей "Курска" на их счета в СБ поступило 10 млн. р..
А вот что делает военное чиновничество с деньгами спецсчета "Нахимовский", цель которого - "помощь семьям моряков "Курска". Свыше 40% денег отправлено на "благоустройство поселка Видяево". 45% - на непредвиденные расходы. Семьям моряков досталось лишь 15%. И наш Фонд публично вскрывает эти шашни властей с чужими деньгами.
Так за что же чиновнику в таких случаях любить нас?! Я уж не говорю - помогать?!
Ну, не за то же, что всякий раз мы подробно рассказываем о кознях "злых" бюрократов, связывающих руки Фонду? Не за то же, что автоматически рассказы о таких неуклюжих препятствиях служат сильнодействующей рекламой самому Фонду? Его бескомпромиссности, бескорыстия. Его стремлению помочь и семьям погибших, и желающим помочь чужому горю хотя бы деньгами. Критика чиновников "общего котла" автоматически расширяет круг наших союзников, поднимает авторитет Фонда.
Фонд — аудитория №2
Фонд помощи богатым
Напомню, все началось-то с мешков писем-просьб и желания "с этим что-то сделать". То есть как-то помочь. Понятно, публикацией письма. Но мы мало что знали о читателе. Предполагалось почти автоматически, что он непременно отзовется и напрямую поможет автору - бедолаге. И когда на старте не заладилось, мы сначала искали причину в самом письме, его неготовности к публикации. А уж за читателем, так казалось, дело не постоит.
То есть поначалу мы числили себя, как и принято, фондом помощи сирым и убогим. Ну, а кому еще помогать? Не богатым же?!
Однако вскоре стало понятно, что с читателем тоже предстоит поработать. Более того, пришло осознание простого факта: все как раз наоборот. Если мы, с такой симпатичной идеей организации помощи напрямую, от человека к человеку, хотим действительно помочь нуждающемуся люду, то следует стать Фондом Помощи Богатым. Потому что это они с нашей подачи помогут горемыкам.
Следовательно, надо было выстраивать отношения и с ними. Итак, мы работаем с двумя аудиториями (№1- бедствующие люди большинства регионов России, и №2 - состоятельные граждане, в основном из среднего класса). Задача сводится к тому, чтобы связать первую со второй. Мы лишь помогаем помогать.
Исходная позиция: огромное число состоятельных людей России воспринимают как личное несчастье беду чужого больного ребенка, чья мать не в состоянии оплатить лечение; страдания многодетной семьи от долголетнего безденежья; горе одинокой старушки, выпрашивающей милостыню в метро. И пр., пр., пр.
Однако наш добропорядочный гражданин столь же хорошо осведомлен о гигантском вранье, окружающем чужие несчастья. Деньги, собранные старушкой в метро, уплывают к неким хозяевам. Финансовую помощь многодетной семье родители могут практически мгновенно пропить. А оплата лечения больного бездарно оседает в кармане дипломированного знахаря или у мамаши-наркоманки.
Словом, аудитория №2 готова помогать, но не желает оставаться в дураках.
Значит, мы обязаны ей гарантировать правдивость публикуемой истории; исчерпывающую конкретность размеров помощи; обязательность и прозрачность целевого использования пожертвований; оптимальную схему финансирования.
Но если бы дело было только в этом! Как быстро выяснилось, аудитория №2 могла слезами умыться при чтении очередной подборки писем. И даже в приливе чувств прозвониться в Фонд, горячо сопереживая и охая. Аудитория просто требовала необходимую информацию для оказания помощи. Она даже поучала нас. Но проходили дни, недели - больше она не звонила. Никаких сообщений об оказанной помощи. Все, перегорело. Текучка заела, собственных забот полон рот...
То есть наших гарантий было мало. Требовалось что-то еще.
Вот выводы, которые впоследствии укрепили мост Фонд - читатели. Следовало не просто сделать письма привлекательными и застолбить в читательском сознании "территорию помощи" за Фондом. Теоретически читатель готов помогать. Он уже сагитирован - телевизионными репортажами, жуткими газетными публикациями о положении бедствующего населения. Оставалось только внушить, что если уж собрался жертвовать, так не тяни - помогай, с нашей помощью. И что фондов много, но бескорыстны и бескомпромиссны именно мы - Российский фонд. Что мы оперативны, как никто другой. И что в регионах у нас "все схвачено". И что мы ему, читателю, подотчетны...
Наш главный принцип: деньги через фонд не ходят - привлек внимание сразу. Это было необычно. И сегодня, насколько мне известно, в стране нет ни одной благотворительной структуры, которая не пользовалась бы законным правом оставлять у себя на счету до 20% собранных пожертвований. А у нас по-прежнему деньги в полном объеме идут напрямую адресату.
Чего же не хватало?
Единственный критерий — мнение читателя
Мы поняли - чего. Мы, в сущности, не знали читателя, его реакцию. Был введен тематический классификатор, а затем и географический. Почта разнесена по 25 темам. И тут обнаружилась категория писем, на которые читатель никогда не откликнется: "квартирный вопрос", "возврат долгов", "просьба о постоянном пенсионе", "деньги на учебу", "предложение продать ребенка или свой орган", "деньги на бездомных животных".
Выявились темы гарантированного интереса: "деньги на операцию, лечение детей", "оплата газификации дома, топочного угля или дров для стариков и инвалидов", "деньги на инвалидную коляску для детей", "деньги на игрушки", "деньги на бытовые приборы или сами эти вещи для многодетных семей", "деньги на одежду или сама одежда", "оплата телефонизации жилья инвалида, одинокого старика", "деньги на содержание детдомов", "оплата протезирования конечностей детям и инвалидам, особенно ветеранам чеченских войн", "деньги на средства производства или сами средства производства для матерей одиночек и многодетных семей", "помощь погорельцам".
Есть и третья категория: письма, отклик на которые не очевиден, но возможен: "деньги на операцию, лечение для взрослых", "деньги на инвалидную коляску для взрослых", "автомобиль, мини-трактор для инвалида, пенсионера", "мед.приборы и лекарственные препараты для больного человека"...
Вот и решение: никаких других критериев подбора писем к печати, кроме читательских! Все остальное бесполезно, то есть вредно. Слишком дороги журнальная и газетная площади, чтобы печатать "неоткликабельное". Слишком велики затраты Фонда на проверки писем.
А с другой стороны еще на старте проекта мы для себя выставили габариты: всем нуждающимся все равно не поможем. Даже если бы очень захотели. Просто мощностей Фонда не хватит. Разумеется, мы постоянно экспериментируем, изучая читательский интерес: 1-2 проблемных письма по части отклика есть почти в каждой подборке.
Букет полевых цветов
Нам казалось: подборки писем должны стать более убедительными, тяжесть беды в каждой истории - пронзительно прозрачной. В теории это было верно. Но сделать все письма одинаково драматичными или трагичными просто невозможно. Фактура разная. Отсюда вывод: каждая подборка - это не просто череда писем. Это как букет полевых цветов. И надо уметь его составить. Это оркестр, разные инструменты, хорошо сыгранные, это профессионал-дирижер. Он не фальшивит, выстраивая единую мелодию. И как в оркестре, здесь должна быть своя первая скрипка (письмо-хит), басы, ударные. Подборка не может быть однородной - состоящей, скажем, из одних детских историй, тем более, с одной болезни. Даже если это ДЦП - детский церебральный паралич. Дети с ДЦП вообще-то пользуются у читателя большой популярностью. Однако составьте подборку только из десяти просьб спасти таких детей - и получите максимум два-три отклика вместо ожидаемых десяти. Потому что те два-три письма являются наиболее яркими историями материнской любви и детского несчастья. И именно они "занозят" читательское сознание. Именно о них, жутковатых и беспомощных, можно посудачить с соседями, на работе, с мужем (с женой), имея перед собой собственное дитя, пышущее здоровьем. Букет полевых цветов И вот звонят в Фонд, требуя адреса именно этих двух-трех ребятишек.
Попытки перевести стрелки внимания аудитории №2 на другие письма (тоже дэцэпэшные!) результата, как правило, не дают. В лучшем случае вам ответят: "я еще подумаю". И больше не звонят. Поэтому в каждой подборке есть разные по темам просьбы. Помимо "детских болезней" здесь можно встретить письмо многодетной матери, ошалевшей от безденежья, которой нужны вещи, продукты и корова (превосходная реакция читателей - по стране сейчас гуляет стадо коров, приобретенных "нами"); старушка с болезнями или домом, который следует газифицировать (тоже неплохая читательская реакция)...
Наш читатель и сам моделирует потребности горемык
Как только был понят принцип: мы - Фонд помощи богатым, дело пошло на лад. Безответных писем практически не оставалось. И главное - крепли обратные связи с аудиторией №2. Она не просто откликалась на наши письма. Она стала сама моделировать потребности авторов-горемык.
Это читатель, к примеру, подсказал нам тему домашней скотины. Однажды раздался звонок и нам посоветовали выяснить, есть ли корова у очередной многодетной мамы (в письме речь шла о нехватке одежды и калорийной пищи). Поинтересовались - прежде была, но продали "за дрова", о новой, да, мечтают. Именно так появилась первая "наша" корова.
Другая читательская находка: письма о "средствах производства". Безработная мать троих детей просила оверлок. У нее есть частный заказчик на пошив партий постельного белья, есть старенькая швейная машинка. Вот только оверлока не хватало. Обычное, на первый взгляд, письмо имело бурный успех в "Коммерсанте". Особенно запомнилось заявление одного читателя: "просила бы на еду - не дал. А на средство производства - сколько угодно. Пусть зарабатывает!" С тех пор мы стали, где возможно, раскручивать эту тему. Делалось это во время радио-интервью, в интервью для районных газет. Об этом говорили со своими подопечными наши помощники - социальные работники. Десятки швейных машин разошлись по стране.
Так было разработано несколько вариантов оптимальных подборок. Новые комбинации подбираются и сейчас.
Подпишитесь на канал Русфонда в Telegram — первыми узнавайте новости о тех, кому вы уже помогли, и о тех, кто нуждается в вашей помощи.
