Жизнь. Продолжение следует

Сердце силы

Чтобы все было возможно, надо выбирать невозможное

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков
 

Жизнь человека не всегда бывает на стороне человека. Само ее зарождение настолько таинственно и темно, что способно испугать, обидеть кого угодно, довести до отчаяния, сломить. Иногда ведь искренне хочется новой, радостной жизни, а все вокруг противится этому, не дает случиться ничему хорошему. Например, долго не удается зачать ребенка. И только после нескольких лет борьбы равнодушия Вселенной с силой желания Человека природа как бы соглашается, дает слабину. Но только для того, чтобы устроить новые испытания. От ребенка нужно избавиться, у него тяжелейший порок сердца, он станет инвалидом, обузой, сомнением, страданием, тоской. Никто и ничто в целом мире больше не поможет: ни слова, ни слезы, ни люди, ни лекарства, ни врачи. Смерть печальна, но вечна. Жизнь коротка и ужасна. Что же следует выбрать? Об этом мы говорим с Романом и Валентиной Калиниными, пока их полуторагодовалая красавица-дочь Соня бегает по кухне, залезает в ящики, пытается устроить сковородкам и кастрюлям новую, прежде невиданную ими жизнь.

Роман:

«Нас с женой интересно свела судьба. Я родом из Майкопа, это Республика Адыгея. У меня большая семья, мама всегда шутит, говорит: "Четыре сыночка и лапочка-дочка". А Валентина родом из Моздока, это Северная Осетия (Алания). Получилось так, что она оказалась в Майкопе. И мы устроились на работу в один магазин. Очень быстро мы сошлись, встречались меньше, чем полгода.

Помню, 31 декабря. Валентина переехала ко мне жить, и с нового года началась история нас как семьи. В 2007 году мы переехали в Краснодар, а в 2014-м у нас появилась Соня. Очень долго я этого ждал, очень хотел именно дочку, но не получалось. Мы прошли все обследования, пытались, но это продолжалось почти четыре года.

И вот как сейчас помню тот день, когда нас отправили на УЗИ на 22-й неделе. Я в тот момент работал, у меня был непростой период, я уволился из одной компании, устроился в другую. И вот звонит жена и сообщает такую новость – у ребенка тяжелый порок сердца. Я сначала не поверил, честно говоря. Сложно было в это поверить. Бросил все, примчался в больницу, надеялся, что все это ошибка. Но с этого момента началась совершенно другая эпопея.

Врачи были очень прямолинейны. Наверное, у них на это свои причины, какие-то постановления Минздрава... Они очень настаивали прервать беременность, убеждали нас, что ребенок будет глубокий инвалид, будет как тряпочка, своим решением сохранить его мы заставим дите мучиться. Все это было жестко. Пережить эти первые консультации было очень тяжело.

Но как мы могли поступить? К этому времени мы уже играли с дочерью в игру “Папа, ножка”. Почему-то она лежала в животе у Валентины как-то по диагонали, коленями упиралась в живот. Упрется, колено выпятит, как бы говорит: “Папа, ножка”. Я ее – оп-па – за ножку подержу, а она ее раз – и отдергивает. Вот так мы играли. И тут нам говорят: "Избавляйтесь от дитя". Я говорю: "Да вы в своем уме?"»

Валентина:

«Первое, что мы решили сделать, – собрать побольше информации о нашем диагнозе. Через интернет, знакомых… Как угодно. Понимаете, когда долго ждешь ребенка, когда он у тебя появляется, когда ему уже почти пятый месяц, когда ты его уже чувствуешь, невозможно решиться на то, чтобы с этим расстаться. Ну вот, мы сидим с Соней в кабинете, где собрался медицинский консилиум, а она у меня ходуном в животе ходит, то есть чувствует, что решается ее судьба. Поэтому мы не пошли на то, что рекомендовали нам врачи. Начали обследоваться в других медицинских центрах. Полетели в Москву, в Научный центр сердечно-сосудистой хирургии имени А.Н. Бакулева. Там, когда с нами говорил хирург, он начал произносить какие-то другие вещи. Он сказал: "Шансы минимальные, но они есть". Для меня это было самое главное, потому что здесь, в Краснодаре, мне говорили однозначно: "Никто и нигде в мире вам не поможет, ваш ребенок обречен".

Времени у нас оставалось немного. Мы начали оформлять квоту на первую операцию, которую надо было провести сразу после родов. Обстоятельства сложились так, что мы попали в итоге в Центр имени В.А. Алмазова в Петербурге – у них есть и свой перинатальный центр, и специалисты по детской кардиохирургии, то есть я могла родить прямо у них, чтобы Соней сразу занялись хирурги. Брать нас там сначала откровенно не хотели, говорили, что все у нас слишком сложно. Прислали нам отказ. Но после долгих переговоров все-таки удалось добиться их согласия и на роды, и на операцию.

Мы прилетели в Петербург, жили там две недели. За день до родов поехали гулять в Петергоф. Я даже говорила: "София, пожалуйста, подожди немного, мы хоть посмотрим на эту красоту, давно собирались". И она согласилась».

Роман:

«На следующее утро, часов в десять, у Валентины отошли воды. Вызвали скорую, позвонили в Центр имени В.А. Алмазова, сказали: так и так, мчим к вам. Отвечают: "Мы вам перезвоним". Перезванивают и говорят: "Нет, мы вас не примем, не можем". Как так? Вы в своем уме? Я на адреналине начал везде звонить. Нашел телефон главврача, он не поднимает трубку. Позвонил в комитет здравоохранения Петербурга, еще куда-то. Скорая сидит, ждет решения, но они не могут же ждать до бесконечности, жена тоже. Ну что делать, решили ехать в обычный роддом. Садимся в скорую, выезжаем. Вдруг звонят из Центра имени В.А. Алмазова, говорят: "Ладно, приезжайте". Видимо, они там друг с другом созвонились... Водитель включил сирену, развернулся против шерсти и помчался туда. Через сутки жена у меня родила. Я первые моменты Сониной жизни снял на видео. Черненькая она родилась, как негритосик. Но закричала звонко, махала активно ручками и ножками. И я сказал ей: "Соня, привет, я твой папа!" Она замолчала, глазки открыла, посмотрела на меня и успокоилась».

Валентина:

«На третий день после родов Соню прооперировали. Операция шла почти десять часов и прошла очень успешно. Мне потом говорили, что врачи сделали ювелирную работу. Долго мы восстанавливались, конечно. Только через два месяца вернулись домой. Но новости были хорошие, так что начали готовиться ко второй операции, так называемой операции Гленна.

Через пять месяцев вернулись в Петербург, и тут дела пошли плохо. 12 часов шла операция, но провести ее до конца так и не смогли. Три недели Соня пролежала после этого в реанимации в тяжелейшем состоянии. В конце концов она выкарабкалась, она вообще оказалась настоящим бойцом. А врач сказал прямым текстом: "99 процентов моих коллег не дают ей вообще ни одного шанса, а я сейчас не вижу никаких путей исправить положение. Я за это не возьмусь". Это был откровенный разговор.

Стало ясно, что возвращаться сюда больше нет никакого смысла, искать что-либо в других городах – тоже, ведь везде мы получим один и тот же ответ. Мы решили собрать документы и поехать в Германию. У нас не было для этого никаких денег, но мы так хотели, чтобы Соня жила, что получилась сказочная какая-то история. Буквально за два месяца, невероятно быстро, Русфонд собрал нам нужную сумму.

Когда мы прилетели в Берлин, первое, что нам сказали после обследования, была фраза: "Никаких препятствий для операции нет". Можете представить, какие у меня были глаза?

Дальше началось какое-то чудо за чудом. Операцию сделали, перевели Соню в реанимацию. Мы привыкли, что лежим там по две-три недели. А тут на следующий день переводят в обычную палату. Как так? Я была ошарашена. Пришла еще через день, а ребенок сам съел полбанки нормального питания, при том, что в Петербурге ее кормили только через зонд какой-то жижей. Занесли ей в том же Центре В.А. Алмазова инфекцию – синегнойную палочку, а тут – идеальная чистота, все моют разными тряпками, а не одной, как у нас. Обидно. У нас столько замечательных врачей, прекрасных специалистов, а в целом иногда получается некрасиво.

София, конечно, на нас обижалась первое время. Отворачивалась, дулась за то, что мы отдали ее врачам, но мы с ней поговорили, она успокоилась, она у нас умная девочка. Сейчас она поправляется, начала ходить, организм стал компенсировать все, что упустил за это время. Через год нужно будет сделать зондирование сердца, а дальше врачи будут решать, когда делать третью, завершающую коррекционную операцию. Все теперь тут зависит от Софии, от силы ее жизнелюбия. Но этого у нее как раз достаточно, я в ней уверена даже больше, чем в себе. Я вот недавно мужу говорила: "Рома, как я это все выдержала, не понимаю".

Не знаю, откуда я взяла все эти сверхчеловеческие силы. Наверное, они появляются сами для того, чтобы наш долгожданный ребенок жил и чувствовал себя обычным, нормальным человеком, несмотря на то, что даже врачи его таким никогда не считали. А мы просто верим в нее. Может быть, это та самая сила и есть?»

Фото Сергея Мостовщикова