17.09.2018
Общество
От диагноза до приговора
Кто и как защищает права пациентов в России
13 декабря 2013 года семья Дмитриевых (фамилия изменена) – родители и двое детей – попала в аварию. Во время метели машину занесло на встречную полосу, никто не пострадал, кроме семилетнего Паши, у которого была травма от детского ремня безопасности. На осмотр в больницу мальчик пришел своими ногами и говорил родителям, что ему надо успеть сделать домашнее задание на понедельник. В больнице у Паши нашли небольшое внутреннее кровотечение и провели простую операцию. Мальчик чувствовал себя отлично, врачи говорили, что Новый год он будет встречать дома. Но через несколько дней Паша впал в кому и больше из нее не вышел.
Как покажет следствие, остановка сердца и последующая кома наступили из-за ошибки медсестры, которая ввела ребенку слишком большую дозу обезболивающего «Наропин». В мае 2018 года Паша скончался, не приходя в сознание. Ему было одиннадцать лет.
«Руководство больницы все отрицало, нам даже не объяснили, почему он впал в кому – сказали, что, наверное, была травма головы во время ДТП, – вспоминает бабушка Паши. – И только потом другие медсестры нам рассказали, что произошло: им совестно стало. А руководство знало все, ведь эту девушку ругали. Она только закончила училище и всего три месяца работала». Судебное разбирательство по этому делу шло больше четырех лет. Сейчас, после смерти ребенка, дело будет переквалифицировано в уголовное. Семье выплатили компенсации в общей сложности на 3,5 млн руб. Отец Паши на компенсацию подавать не стал, он до сих пор чувствует себя виноватым: за рулем в тот день сидел он.
Никто не защищен
5 лет, 50 судебных заседаний, 43 допроса, 8 медицинских экспертиз – так выглядит статистика по одному из дел
За 20 лет работы в Пермском крае и соседних областях у организации прошло больше 350 судебных разбирательств. По статистике центра, около 20 исков в год от пациентов к медучреждениям, половина из них – летальные случаи. В большинстве случаев (около 65%) иски на врачебные ошибки удовлетворяют. Самая большая сумма по Пермскому краю – 3,5 млн руб. за ампутацию руки пятилетней девочке.
Кто помогает пациентам?
В 2009 году был создан Всероссийский союз пациентов, который объединил общественные организации, отстаивающие интересы пациентов. У Союза есть горячая линия для юридической помощи гражданам в защите прав на охрану здоровья. Правда, в самом Союзе эту помощь не оказывают, а направляют людей в профильные организации по заболеванию. Именно на эту линию Союзу был выдан президентский грант. Поскольку в Союз входит всего 16 узкопрофильных организаций, реальную помощь могут получить единицы.
«Мы не занимаемся конкретикой, мы либо отправляем в профильные организации, либо рассматриваем эти вопросы сами. Часто к нам обращаются по поводу проблем с лекарствами – отсутствие, долгая невыдача… Или с жалобами на навязывание платных услуг, на сроки ожидания помощи, – рассказывает президент Всероссийского союза пациентов Юрий Жулев. – Мы объясняем человеку, как защитить свои права, но у нас нет своих юристов, мы не подаем иски и не ходим в суды».
Кроме того, существуют частные юридические фирмы, занимающиеся медицинскими делами и помощью пациентам. Такие услуги стоят больших денег, которых у пациентов чаще всего нет.
С чем приходят в суд?
Чтобы обратиться в суд, пациенту необходимо сделать медицинскую экспертизу, которая стоит от 50 тыс. руб. в регионах до 160 тыс. руб. в Москве
Уголовные дела в регионах открываются один-два раза в год, остальные – гражданские иски, которые разрешаются в течение 6–12 месяцев. «В Москве лучше оснащение, снабжение. И кадры квалифицированней. В регионах лечат хуже, прямо скажем, поэтому пациенты судятся чаще. Может быть, в регионах население более активное, а может, в столице чаще заключаются мировые соглашения по договоренности сторон. В Санкт-Петербурге, Перми, Екатеринбурге, Новосибирске, Башкирии случаев судебного разбирательства намного больше», – описывает ситуацию основатель Пермского медицинского правозащитного центра.
Для того чтобы обратиться в суд, пострадавшему пациенту необходимо доказать, что ошибка действительно была и причинила вред здоровью. Для этого нужно за собственный счет сделать медицинскую экспертизу. Только на основании заключения комиссии суд может принять дело на рассмотрение. Стоит экспертиза от 50 тыс. руб. в регионах до 160 тыс. руб. в Москве. В случае победы истец может взыскать расходы на экспертизу и адвокатские услуги. «Бывает, что на консультацию приходят люди и говорят, что денег на экспертизу у них нет. Хотя я вижу, что иск обоснованный и у дела есть перспектива, но однозначно предугадать исход нельзя. Очень многие как раз из-за этого не судятся», – добавляет Евгений Козьминых.
Откуда берутся деньги?
В столице пациенты чаще всего обращаются с жалобами на ошибки дантистов (частных), хирургов и акушеров-гинекологов
Запрашиваемая сумма зависит от нескольких факторов, в том числе от возраста пострадавшего или умершего из-за врачебной ошибки. Чем моложе пациент, тем она больше. Кроме того, оцениваются потери человека за время восстановление здоровья после медицинской ошибки и моральные страдания.
Если иск гражданский, то деньги выплачивает медицинское учреждение, в таких случаях также разрешено брать средства из Фонда медицинского страхования. Врач, совершивший ошибку, чаще всего никаких финансовых потерь не несет и может еще много лет продолжать работать в той же больнице. Хотя Трудовым кодексом в таких случаях предусмотрено взыскание с врача, но оно не должно составлять больше одной его зарплаты. Уволить сотрудника из-за ошибки и вовсе нельзя по Трудовому кодексу. Если же выигрывается уголовное дело, то с врача могут взыскать всю сумму компенсации.
«Бывает так, что врач набедокурил в одной больнице, уволился, а потом всплывает в другой больнице, потом – в третьей. И главные врачи знают, что он сделал в прошлой больнице, но берут, потому что некому работать, особенно в райцентрах и деревнях. Сейчас мало кто идет на врача, потом лечить нечем, расходных материалов нет, и врачи бегут из медицины, приходится брать первых попавшихся, а это лодыри, бывают алкоголики, некомпетентные люди. В Москве намного лучше зарплаты, поэтому и лучшие кадры там», – описывает ситуацию в регионах Евгений Козьминых.
Хроническая помощь
«Бывает так, что врач набедокурил в одной больнице, уволился, а потом всплывает в другой, потом – в третьей… И его берут, потому что некому работать»
Фонд «Е.В.А.» с 2009 года помогает женщинам с хроническими заболеваниями. Столкнувшись с несправедливостью из-за своего диагноза, пациентки могут анонимно задать вопрос специалистам центра и получить консультацию. Только за первый квартал 2018 года за юридический помощью обратились больше 200 человек. «Пациентский контроль» и «СПИД-центр» занимаются проблемами, возникающими при предоставлении терапии людям с ВИЧ. Их общая цель – снижение стигматизации людей, живущих с хроническими заболеваниями. «Агора» работает с делами о нарушении прав человека, одно из направлений – защита прав людей с ВИЧ. Одно из их самых резонансных дел организации – увольнение пилота «Аэрофлота» после обнаружения у него ВИЧ-инфекции.
Этим организациям приходится самостоятельно искать источники финансирования, но пока что в России не многие готовы оплачивать их работу. Часто им помогают международные фонды, реже – фармацевтические компании. В обоих случаях возникают проблемы. Например, получение иностранного финансирования становится основанием для признания НКО, занимающегося борьбой с ВИЧ, «иностранным агентом». По этой причине с 2014 года закрылись организации ЭСВЕРО, Фонд имени Андрея Рылькова, омский фонд «Сибальт» и энгельсский фонд «Социум».
«Полностью независимых организаций нет. Если фонд не получает ни международный, ни государственный грант, остается краудфандинг, а собрать деньги на юридическую помощь таким образом – сверхсложная задача», – говорит Денис Годлевский, директор по связям с общественностью в Европе Фонда помощи в области СПИДа AIDS Healthcare Foundation (AHF).
При сотрудничестве с фармацевтическими компаниями фондам необходимо внимательно следить за соблюдением договоренностей о невмешательстве в их деятельность. «С гражданскими активистами часто так бывает: возьмешь деньги у фармы, сделаешь что-то хорошее, а в результате попадаешь в неприятную ситуацию, когда компании начинают диктовать свои условия», – добавляет Александра Волгина, ВИЧ-активистка и сотрудница Глобальной сети людей, живущих с ВИЧ (GNP+).
Иллюстрации Настеньки