Жизнь. Продолжение следует

Выпрямление характера

Любовь к себе – это скелет человека

Рубрику ведет Сергей Мостовщиков



Есть такое выражение: «человек уходит из жизни». Еще немного, и тут его больше не будет. Но, оказывается, вовсе не обязательно говорить так только про смерть. Вот, допустим, Маша Раменская из Новосибирска жила себе спокойно до 14 лет, занималась танцами, проводила время в компании подруг – и тут вдруг как будто ее подменили. Силы пропали, Маша вытянулась, похудела, начала сторониться людей, ушла сначала в себя – а потом стало ясно, что она как будто специально прячется от жизни, намеренно уходит из нее. Семья рабочая, заводская, стали разбираться, что к чему. Выяснилось: у девочки проблема с грудной клеткой. Ребра прогнулись, справа образовалась впадина. Как будто в какую-то зловещую яму, в эту впадину сразу провалилось будущее девушки, вся ее красота, характер, силы и надежды. Надо было оттуда как-то выкарабкиваться, хотя врачи и говорили: способа нет. Но как знать – может, по большому счету никакого способа и не надо, если есть надежда, характер, силы и красота. Ради них, собственно, и не стоит уходить из жизни. Об этом мы разговариваем с Машиной мамой Натальей Криворотовой.

«Мы коренные новосибирцы, родились здесь, но ситуация в нашей семье такая сложная, интересная: у нас нет родителей. У мужа мама рано умерла, ей 45 было, а папу похоронили три года назад, то есть он оказался сирота. Я из большой семьи – нас пятеро было, осталось четверо, – ну и мамы тоже уже нету, а папы давно не было. Так что мы с мужем в этой жизни, скажем так, самостоятельные люди. Помощи извне у нас нет вообще. Но при этом я хочу, чтобы мои дети видели полноценную семью, поэтому мы своим отношением пытаемся заменить им все.

С мужем мы особо не выучились: девяностые года сильно не дали такой возможности – все побросали, надо было работать. Так что мы оба на заводе. Он грузчиком, я – кладовщиком. Новосибирский стрелочный завод, слава богу, очень хороший, есть профсоюз, оплачивает нам дорогу в отпуск каждый год, за путевки мы платим 30 процентов. Соревнования у нас регулярно, мероприятия. Держимся. Не бешеные зарплаты, но все стабильно, все строго. Оно дело-то не в доходе, а именно в стабильности – пристроиться к сумме, которую ты получаешь, можно. Главное, чтобы это было надежно, чтобы ты был в ней уверен. А то я помню времена, когда в молодости мы все, четыре сестры, работали на инструментальном заводе и всем нам полгода не давали зарплату. Это было ужасно.

Тяжелая была жизнь. И ходить по вечерам у нас в Первомайском районе было страшно, и одна я осталась с ребенком: Маша у меня – девочка от первого брака. А потом мы сошлись с моим нынешним мужем, когда ей было три года, и он для нее стал папа – это даже не обсуждается. Он немного помладше меня, на семь лет, мы даже долго отрицали это – хорошего брака получиться не может. Но в итоге живем вот уже 15 лет, растим второго ребенка. И очень счастливы, очень довольны. Я – это его человек, он – это мой человек, и я рада, что мои дети видят: любовь – она есть.

С любовью со всем можно справиться, все сложности перенести. Все было у нас: и младшую дочь Лизу я рожала, когда мне шел 38-й год, и остаться на одну зарплату было тяжело. Но ничего. Вместе, дружно. И с Машей, когда эта проблема ее вылезла, мы начали справляться вместе. Оказалось, это наследственное. Сначала Маша просто сгибаться начала, а потом уже, когда в НИИТО обратились, врачи сказали: это генетика и без операции не обойтись.

Началось все с того, что, когда Маше было семь лет, за лето, за три месяца, она выросла на одиннадцать сантиметров. Сразу упало зрение, организм не справился. Потом опять росла скачками, и стали слабеть кости. А лет в четырнадцать начала прогибаться грудная клетка в области правой груди. Комплексы, проблемы, слезы. Ни переодеться в школе на физкультуре, ни купальник не надеть. Ходили к врачам, на лечебную физкультуру, в бассейны. Бесполезно. Генетика. Кости. Хоть чего делай. Если оно пошло так расти, так оно расти и будет. Без операции не поможешь.

Но это нам сказали уже в НИИТО. А простые врачи что скажут: ну да, ну бывает, ну ничего страшного, ну ничего с этим не сделаешь, такой вот ребенок, это у нее "грудь сапожника" – так в народе говорят. Знаете, как у нас: это еще не страшно – а это уже, извините, помочь не можем. Так что мы, конечно, очень благодарны Русфонду, что он помог нам с этой платной операцией в НИИТО. Девочка теперь красавица, изменилась, начала носить платья. Выпрямили ей грудь. Она впала, а ей вытолкнули, изнутри поставили титановую пластину, она держит. А когда все нормально срастется, пластину уберут.

Сейчас мы просто ждем, живем нормальной жизнью. А после операции у нас был месяц кошмара. Было очень больно. Не спали обе. Даже с ночной смены мне приходилось сбегать. Звонят, говорят: "Наташа, она тут криком кричит". Я бегом домой. И вот так все время: "Мам. Мам. М-а-ам. Мне дышать так не получается. Меня давай на бок положи". Через каждые 15 минут. В школу с ней ходила, сидела у кабинетов, чтобы, не дай бог, никто не толкнул. В какой-то момент мне сестра говорит: Наташ, ты уже страшно выглядишь, давай я с ней ночь поночую, а ты, говорит, хоть поспи. Легла поспать, а Маша мне: "Мам, ты спишь? Мам, ты где?"

Но знаете, нам, наверное, это было нужно. К 16 годам ребенок вырос, мы с ней немножко отдалились. А вот этот момент с проблемами нас очень сблизил. Она опять ко мне как моя девочка прижалась. Как говорят, не было счастья, да несчастье помогло. Отношения наши восстановились. И я пытаюсь теперь ее заставить полюбить себя, говорю: Маша, человек должен себя любить. Должен принимать себя таким, какой он. Да, бывают недостатки, но не надо пытаться стать лучше, надо для начала просто полюбить быть такой, какая ты есть уже сейчас.

Нет на свете плохих людей. Не бывает. Даже самый большой злодей – он не таким родился, не он один виноват, виновато и общество. Если бы в каждом человеке вовремя находили его хорошие качества и подчеркивали их, у нас бы, наверное, в мире проблем было бы меньше. А не то что как сейчас: добивать. Найдут проблему и тыкают в нее, усугубляют недостаток.

Я вот сама себя люблю. Например, за то, что в жизни ставлю какую-то цель и иду к ней. Скажем, в молодости могла позволить себе курить. Но когда у меня родились девочки, решила: мама курящая? Для девочек это не есть правильно. И я себя уважаю за то, что приняла решение не курить и стойко держу его. Я умею вязать, шить, я все это могу показать и научить этому своих девочек – и делаю это. Я живу семьей и себя за это уважаю.

Мне нравится быть хорошей. Еще больше мне нравится, когда все видят, какая я хорошая. Наверное, это грех. Но я в нем открыто признаюсь. Многие думают: это легко, но почему они так решили? Я в свое время осталась с годовалой Машей одна с пособием в 248 руб., а у меня квартплата была 300. И вот я спать ее в десять вечера уложу, дверку закрою – и на завод, на работу. Поработаю часов до пяти утра, прибегаю домой, а уже начинается новый день. Хорошая я? Да конечно.

Плачу ли я? Плачу, и не стесняюсь. Это мои слезы, они заслуженные, не нарисованные. Я вообще не считаю слезы слабостью. Это проявление эмоций, а не равнодушия. Так что через слезы. Плохо, тяжело, но хорошо и правильно. Утерли слезы – и дальше пошли. Ну а как?»

Фото Сергея Мостовщикова