Хроники прорыва – и обрыва?
Объединение усилий государства и общества позволит построить Федеральный регистр быстрее и дешевле
Лев Амбиндер,
президент Русфонда, член Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека и Совета при Правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере
Задание Правительства РФ создать к 2030 году базу в 500 тыс. потенциальных доноров костного мозга можно выполнить раньше и дешевле, чем предлагает Минздрав РФ, если подключить к госзаказу НКО-регистры. Это утверждает Русфонд в анализе законопроекта Минздрава об изменениях в ФЗ-323 «Об основах охраны здоровья граждан в РФ» и своей пояснительной записке. Оба документа он еще на прошлой неделе опубликовал на rusfond.ru и отправил в министерства – члены Межведомственной рабочей группы правительства и на regulation.gov.ru. Комментариев чиновников пока нет. Зато много запросов от благотворителей, читателей «Ъ», rusfond.ru и журналистов других СМИ. Почта группируется вокруг двух вопросов: зачем Русфонд сам организует донорские регистры и правда ли, что НКО-регистры втрое дешевле государственных.
Вначале о трендах
В 2017 году президент в предвыборных речах говорил о необходимости прорывных технологий в новом политическом цикле. Как раз тогда мы в Русфонде задумались о новой схеме работы с госучреждениями при создании регистров доноров костного мозга. Наши клиники и теперь искренне полагают: отдал фонд деньги – отойди в сторону! Схема верная, пока платим за лекарства, – не перепроверять же назначения врачей. Но все иначе, если клиника строит регистр. Пять лет Русфонд финансировал восемь отечественных регистров по лекалам клиник и станций переливания крови. И вдруг узнаем, что технология, на которую потратили 542 млн руб., отсталая, что в ЕС и Америке давно освоена другая – NGS: качество и скорость исследований выше, а затраты вдвое ниже.Вывод: в случае с регистрами нужны иные отношения между НКО и клиниками. Какие? По закону мы не только вправе, но обязаны отслеживать эффективность наших вложений. Так почему бы не создать совместные предприятия в формате НКО? В донорских центрах ФРГ (8,7 млн доноров) и Великобритании (1,4 млн) мы узнали три вещи: помимо NGS-технологии у них единственная специализация – потенциальные доноры, а организационно-правовая форма этих центров – НКО. Разумеется, заграница нам не указ. Но тамошний опыт подсказывает, что преимущества третьего сектора экономики перед государственным и коммерческим превратили, к примеру, ФРГ в крупнейшего в Европе поставщика донорских трансплантатов. У России, стартовавшей вместе с немцами 30 лет назад, донорская база в сто раз меньше.
Мы предложили клиникам создать совместные НКО-регистры. Нас не поддержали. Но уже существовал указ президента о новом статусе НКО – исполнителей общественно полезных услуг. Так почему бы самим не строить альтернативные НКО-регистры? Опыт немцев свидетельствует: непризнание страной правомочности НКО как хозяйствующего субъекта равносильно наложению санкций на саму себя. Вот и правительство идет навстречу: внесло в 2018 году проект изменений в закон об НКО, вводя понятие госсоцзаказа. К этому времени Русфонд учредил совместно с Казанским федеральным университетом АНО «Приволжский регистр доноров костного мозга» (Приволжский РДКМ) и ввел в эксплуатацию первую в России NGS-лабораторию на 25 тыс. типирований (получение цифровых кодов генов, отвечающих за тканевую совместимость) в год. В Национальном РДКМ, который сейчас объединяет четыре НКО-регистра, уже 20 тыс. потенциальных доноров.
А теперь появляется законопроект и Пояснительная записка Минздрава, которые вовсе исключают работу НКО-регистров.
35 замечаний и новые вопросы
Вот некоторые из замечаний Русфонда к законопроекту. Представляя его, Минздрав подчеркивает: принятие проекта не потребует признания утратившими силу, изменения или принятия других законов. Но это не так. Трансплантация органов и тканей, включая костный мозг, сегодня регулируется законом РФ от 22.12.1992 №4180-1 «О трансплантации органов и (или) тканей человека». Закон определяет условия изъятия органов и тканей у живого донора и его права. Однако Минздрав не предлагает изменений в этот закон, вступая в противоречие с Регламентом Правительства РФ (Постановление от 1 июня 2004 года). Уже этого достаточно, чтобы отложить внесение проекта в Госдуму. Но вот еще. Включение в ч. 6 ст. 47 ФЗ-323 (сведения, входящие в Федеральный регистр) СНИЛС, серии, номера и даты выдачи паспорта донора противоречит ч. 2 ст. 5 ФЗ-152 «О персональных данных»: «Не допускается обработка персональных данных, несовместимая с целями сбора персональных данных». Какое отношение СНИЛС и паспортные данные потенциального донора имеют к трансплантации костного мозга? И как быть с иностранцами, чьи трансплантаты еще долго будут у нас основой неродственных пересадок? Включение СНИЛС и данных паспорта в качестве обязательных сведений для Федерального регистра лишает иностранных граждан возможности стать донорами.В новой редакции ФЗ-323, в ч. 4 ст. 47, отсутствует право живого донора на отказ от изъятия костного мозга на любом этапе. То есть, дав информированное согласие, потенциальный донор уже не вправе отказаться? До сих пор в мире и в России у него это право было. Что будет, если поправка Минздрава пройдет, а донор откажется? Принудительное изъятие?!
Законопроект полностью игнорирует НКО-регистры. В ст. 91 ФЗ-323 Федеральный регистр предлагается насыщать информацией из Единой государственной информационной системы в сфере здравоохранения (ЕГИСЗ). Но в перечне поставщиков информации в ЕГИСЗ нет НКО. То есть Минздрав исключает использование даже накопленных донорских баз НКО?
Вместе или раздельно?
Нас спрашивают, как Национальный РДКМ распорядится базой из 20 тыс. доноров, когда появится Федеральный регистр. Мы надеемся, что к 2021 году, когда Минздрав планирует его открыть, в Национальном РДКМ будет 60–65 тыс. доноров. Естественно, эта база перекочует в Федеральный регистр, если наши замечания к законопроекту будут учтены.В пояснительной записке Русфонд утверждает, что, объединив усилия госучреждений и НКО-регистров, страна к 2030 году получит не 440 тыс. доноров, как планирует Минздрав, а 835 тыс. Мы рассчитываем на «поставку» в год 20 тыс. доноров по госзаказу, сохраняя благотворительный рекрутинг. Мощности НКО-регистров в 2020 и 2021 годах составят 30 тыс. и 40 тыс. соответственно, а с 2022 года – по 50 тыс. доноров.
Читателей волнует стоимость включения одного донора в Федеральный регистр. Минздрав оценивает эту работу в 27,6 тыс. руб. в 2020–2021 годы, а в 2022–2029-е – в 16,8 тыс. руб. У Русфонда затраты на одного потенциального донора – 9,6 тыс. руб., а с учетом инфляции – 10 тыс. руб. Ведомство в комментарии для «Ъ» («Минздрав и Русфонд делят базу доноров», Валерия Мишина, Иван Тяжлов, см. «Ъ» от 10 июля) сообщает: «В расходы включены прием специалиста, осмотр пациента, сбор анамнеза, консультирование, типирование и внесение данных в регистр, амортизация оборудования, коммунальные услуги и зарплата медперсонала».
Что сказать? Доброволец – не пациент. И сколько «специалистов» потребуется на ежегодный индивидуальный прием 40 тыс. добровольцев и «сбор анамнеза»? Кстати, говоря об участии «НКО и волонтеров», Минздрав видит их роль «в информировании населения, рекрутинге, мотивировании граждан и направлении их в медорганизации на типирование». То есть волонтеры – те самые специалисты, кому доверят сбор анамнеза у 40 тыс. человек в год?
Недавно некто в Иркутске от имени Кировского регистра распространял наш плакат – памятку донора, поменяв название и адрес на кировские. Вообще-то это кража. В Кирове заявили, что «виноваты неизвестные волонтеры». Ну а если всерьез, то за результаты «рекрутинга» и «мотивирования граждан» всегда в ответе учреждение, поставляющее в регистр конечный продукт: донорские фенотипы. Так должно быть. И так наверняка будет.
