Закон или этика?
Учителям могут законодательно запретить разглашать информацию о здоровье учеников
Фото: Дмитрий Лекай, «Ъ»
Во втором классе одной московской школы учится мальчик Саша. На уроке он иногда бьется головой о парту, а на перемене – об стенку. Никто не знает, какой у Саши диагноз и есть ли он, но в классе его сразу прозвали Саша-псих. Тогда учительница объяснила детям: Саша очень талантливый, но нервный. Многие талантливые люди нервные – например, знаменитый художник Ван Гог однажды разнервничался и отрезал себе ухо. Теперь у Саши прозвище Ван Гог.
Но родителей Сашиных одноклассников эти объяснения не успокоили. Они хотят знать, почему Саша такой нервный и не опасен ли он для других детей. Этот вопрос то и дело всплывает в родительском чате, и как его решить, никто не знает. У учительницы другая проблема: не зная диагноза Саши, она не знает, как ему помочь, – в крайнем случае может только вызвать скорую.
– Ситуация обострилась из-за развития инклюзивного образования, – считает Евгений Ямбург, заслуженный учитель РФ, директор московского Центра образования № 109. – Нынешний контингент детей довольно сложный. По данным Союза педиатров, у нас только 13,5% детей полностью здоровы. На первом месте по заболеваниям у детей и подростков сегодня стоит психоневрология: синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), социопатия, поведенческие расстройства. Сам Евгений Ямбург горячо поддерживает введение педагогической тайны:
– Давно пора! Многие педагогические затруднения на самом деле коренятся в медицинских проблемах. Нам сейчас родители приводят детей в школу, а мы не имеем права заглянуть в медицинскую карту. А вдруг у ребенка приступ? Эпилепсия, например. И как реагировать? Или сегодня в классе один ученик сидит с имплантом в ухе, у второго СДВГ, у третьего ДЦП – как с ними работать? Для этого учитель должен обладать не только педагогическим образованием, но и осваивать новые компетенции. Волей-неволей учителю приходится работать вместе с медиками, психологами, дефектологами, логопедами. Но тогда нужно сохранять тайну, как это делают врачи.
Ямбург при этом считает, что педагогическая тайна должна распространяться и на информацию об оценках учеников:
– Только в отсталых школах до сих пор существует совковая система, когда чужое грязное белье стирают при всех. Когда на родительском собрании учитель говорит: вот Петя молодец, а Вася – дурачок. Все это вызывает и у родителей, и у детей агрессию, которая затем выливается в травлю. Оценки и успеваемость должны обсуждаться на закрытых консультациях между учителем и родителями Васи – один на один.
А вот Евгений Бунимович, депутат Мосгордумы, уполномоченный по правам ребенка в Москве, категорически против закона о педагогической тайне:
– Предлагая такие вещи, мы расписываемся в собственной беспомощности. Если педагога не научили очевидному – что медицинский диагноз или тайну усыновления разглашать нельзя, – то как он вообще может работать в школе? Он на следующий день должен быть уволен, и все. Такой закон – это попытка властей заменить этику дополнительными запретами и наказаниями. Нельзя все зарегулировать и с каждым плевком мимо урны бороться при помощи полиции. В случае с учителем должна быть реакция коллег, реакция профессионального сообщества, профессиональное отторжение. Запрет на профессию не по закону, а по сути.
Русфонд тоже сталкивается с проблемой сохранения или раскрытия тайны диагноза. Во время сбора средств на лечение ребенка родители готовы публично рассказывать о его состоянии и проблемах. Но после операции или нужного лечения некоторые просят Русфонд убрать с сайта фамилию и фотографию ребенка. Родители боятся, что о диагнозе узнают одноклассники, учителя, друзья, а в будущем – муж, жена или работодатель. Русфонд всегда выполняет такие просьбы.
