Из жизни незаменимых

Судьба мецената

Промолчи, за щедрого сойдешь

Игорь Свинаренко,
специальный корреспондент Русфонда

Русфонд продолжает публикации о людях, которые жертвуют деньги на благотворительность, а иногда и что-то большее, чем деньги. Или наоборот не делают этого, а иногда даже и наоборот. Мы стараемся ответить на два вопроса: почему сильный помогает слабым и почему так поступают не все? Сегодня писатель ИГОРЬ СВИНАРЕНКО рассказывает, почему лучше молчать о своих пожертвованиях – во избежание неловких ситуаций.

Один человек помогал бедному поэту. Отчего ж бизнесмену не потратить на товарища раз в месяц некую для него скромную сумму, которая равнялась премиальным, выплачиваемым – если не было никаких ЧП – мажордому? Если тот, руководя прислугой, не допускал ни скандалов, ни растрат, ни порчи хозяйского имущества?

Поэт деньги брал и благодарил, но не то чтоб холодно или формально, но – без энтузиазма, как говорится.

Иногда барину казалось, что надо бы прибавить. Увеличить гонорар – или, точнее, стипендию, или грант, непонятно как это назвать, ну не пенсией же. Но удерживали его следующие соображения. Во-первых, товарищ был не близкий. Знакомы они были давно, еще с прежнего режима, но пути их разошлись-разбежались, один фарцевал и бегал от ментов, другой публиковался. В больших газетах! В толстых журналах! Стихи были глубокомысленные, знатоки, читая их, кивали, делая умные лица. Автор тихо этим гордился, всем своим видом показывая, что знает себе цену, но молчит. А над фарцовщиком он не забывал посмеиваться, расспрашивал, какая у них ценовая политика и какие рыночные торговки, их подружки, самые красавицы. Бизнесмен – хотя тогда еще не было такого слова – злился и думал, что когда-нибудь они еще поквитаются.

Вторая причина была вот какая: барин звал товарища к себе работать. Ну, там, домашним воспитателем, к примеру, или шофером.

– Мы будем говорить про умное! Повоспитывал ты, к примеру, моих детей, потом обед, мы обсуждаем новости и пьем водку. Мы ж друзья. А после поедешь к себе в Жулебино. Утром опять ко мне...

Поэт отговаривался нехваткой педагогического образования и нервностью, не ровен час сгоряча отшлепает двоечника или даст затрещину, а потом расхлебывай.

– Ну, тогда иди шофером ко мне! Будем ездить с тобой по городу и в пробках говорить об искусстве. Ты же любишь такое. Шоферы сейчас, кстати, неплохо получают. Да там и платить-то особо не за что – машину все водят, некоторые так даже и в удовольствие, а тут еще и деньги какие-никакие!

Поэт и тут отговаривался тем, что он человек пьющий, а от персонального водителя требуются же воздержание и трезвость.

Третья причина: поэт мог бы сам догадаться, что надо к дням рождения барина и супруги сочинять шутливые, но необидные стихи. Ну и детям тоже, хотя бы в их юбилеи. Поэт делал вид, что не догадывался. Он вообще часто прикидывался идиотом, что твой солдат Швейк, и барин злился:

– Тут тебе не Будейовицы! Не 91-й полк! А приличный дом. Все-таки.

В конце концов барин положил поэту содержание, вполне приличное (по мнению мецената). Поэт сказал, что принимает сумму с благодарностью, и засунул ее в задний карман штанов.

– Вывалится же! Или в автобусе вытащат, сам знаешь, какой сейчас разгул преступности. Давай где документы!

– Да они там же.

– Как ты можешь! Это просто преступное легкомыслие.

Поэт перекладывал свой мятый паспорт и мятые же деньги в другой карман. Другой – но такой же. Барин махнул рукой, типа бесполезно с такими людьми...

Четвертая причина: однажды барин издал за свой счет брошюру – сборник стихов своего товарища. Он ожидал шума, громких рецензий и сенсационных интервью, чтоб можно было ввернуть где-то на серьезной пьянке: вот, это все благодаря мне, вы думали, я только торгаш, ан нет, мы и в изящной словесности волокем! Не хуже вас, гуманитариев.

Однако из этой затеи ничего не вышло. Брошюра, на которую барин возлагал надежды (а поэт – еще большие), прошла незамеченной. Барин тщетно просматривал рейтинги продаж по разным номинациям, нервно спускаясь от первых строчек к последним, и все напрасно. Ему было больно оттого, что деньги ушли зря.

Там были еще разные причины, барин их все записал на листке, он был дико серьезен во всем, что касалось денег, и все учитывал. Приговаривая при этом что «социализм – это учет», хотя уж давно не было ни автора этих слов, ни общественного строя, которого это касалось. Короче говоря, итоговая сумма стипендии получилась такой, какой получилась. Но барин прекрасно смотрелся в своих глазах.

Поэт получил твердый оклад.

Который показался ему настолько скромным, что он не смог оставить своих уже имевшихся халтур.

– Ну, теперь мы сможем больше времени проводить за умными беседами! – радовался барин. – Теперь тебе не надо мотаться по городу в поисках заработка. Ты уже не такой голодранец, как твои коллеги-писаки! Состоятельный человек, чего и говорить...

Поэту приходилось изобретать какие-то уважительные причины, чтоб все бросать и бежать на работу. Чтоб и заработок не потерять, и с меценатом не рассориться.

Конфуз случился, когда на большом торжественном обеде барин выпил, расчувствовался и огласил сумму. Все заржали, думая, что это шутка и оратор для смеха разделил сумму на десять. Поэт, чтобы спасти ситуацию, выступил и сказал, что, конечно же, на самом деле сумма именно в десять раз больше.

Барин был вне себя и тему инвестиций в будущую нобелевскую премию закрыл, разумеется.

С поэтом они остались друзьями и продолжили собираться, чтоб за ужином поговорить о поэзии. Застолья проходили теперь уже на нейтральной территории. И платил каждый за себя.

Короче, если даже и хочется рассказать о своих добрых делах, бывают случаи, когда сдержаться невозможно, – то лучше редактировать эти заявления и делать их туманными, избегая оглашения сумм. Когда говорят, что деньги любят тишину, – это касается и благотворительности тоже.

Помочь детям