Тыщи жалко

Нас погубит деликатность

Игорь Свинаренко,
специальный корреспондент Русфонда

Русфонд продолжает публикации о людях, которые жертвуют деньги на благотворительность, а иногда и что-то большее, чем деньги. Мы стараемся ответить на два вопроса: почему сильный помогает слабым и почему так поступают не все? Сегодня писатель ИГОРЬ СВИНАРЕНКО рассказывает о том, что одни отдают жизнь для других, а кому-то жалко денег.

С одной маленькой девочкой случилась беда. Ее мать заболела туберкулезом. Дети слабы, им такое соседство опасно, контакты нежелательны, это – смертельный риск. Не зря в тубдиспансерах для детей – отдельный вход, их пытаются хоть так оградить и защитить, ну, символически. Притом что, понятно, бациллы везде, буквально витают в воздухе и живут почти у всех в легких, до поры до времени, а то и никогда не активизируясь (о чем многие просто не догадываются наивно), а стрессы и нехватка витаминов не могут быть преодолены и побеждены отдельной детской дверью.

Больная, как это бывает в таких случаях и сейчас, а в те времена, о которых идет речь, бывало и чаще, ушла. Ее теряли, теряли – и потеряли. Она до самого конца думала, что у нее все в порядке, ну похудела – некоторые этому даже радуются, не разобравшись, ну кашляет, тоже мне проблемы, а слабость – так ничего страшного, это пройдет, будет после и сила. Врачи предлагали ей операцию, иногда это помогает: очаги вырезают, а здоровые оставшиеся участки легких остаются и еще служат. Но она – с мыслью о маленьком ребенке – решила на такой риск не идти. Главное вообще в жизни из того, что зависит от самого человека, – это правильно взвесить опасности и трезво построить планы. Ошибка иногда приводит к потере денег или к провалу в карьере. К ослаблению здоровья. К укорачиванию жизни. К потере – или ограничению – свободы. А бывает, что за ошибку человек получает приговор: высшую меру наказания. Приговор приводится в исполнение, не спрашивайте кем. Может, и никем! Там, возможно, просто лабиринт с развилками, и человек сам решает, какую сторону на каком повороте ему принимать.

Девочка, ее, кстати, звали Машей, еще и в школу не ходила, когда это все случилось. Но свет не без добрых людей. Маша получила необходимые витамины, и солнце, и участие, и всякую помощь, деньгами в том числе. Она не только выжила, выросла и выучилась, но даже и поступила в мединститут! А могла б, да, работать санитаркой, проведя всю жизнь в тяжкой неблагодарной и бедной работе, к примеру.

Маша не только поступила в институт, но и окончила его с красным дипломом! Можно только догадываться, какое упорство ей для этого понадобилось, и какая настойчивость, и какое понимание пути.

Все те годы, что прошли с начала ее сиротства, Маша думала о том, как же это получилось неправильно и несправедливо, что ее мать не вылечили. Кто в том виноват, больше она сама или те, кто не уговорил, не заставил лечиться? Поди разберись. Но то, что мозг больных часто теряет способность трезво смотреть на жизнь и попадает под власть каких-то диких и странных, смертельно опасных иллюзий, и строит страшно далекие от реальности планы – это факт.

После окончания института Маше велели выбрать самое наилучшее распределение. И когда она, после ночи раздумий, пришла на комиссию и объявила о своем решении, профессора подумали, что у Маши жар и следует срочно провести консилиум, благо далеко не надо ходить.

Девушка записалась туда, куда даже троечники, чудом избежавшие отчисления – ехать не соглашались, оформляя фиктивные браки и рисуя липовые справки. Маша добровольно отправилась в туберкулезную зону. Куда свозили доходяг из мест не столь отдаленных. И это, понятно, был не областной центр, но скромный бедный поселок, затерянный среди лесов.

Куда я и заглянул однажды, путешествуя по солнечной Мордовии, по ее бескрайним сосновым лесам – чисто курорт, Прибалтика или бери выше. Воздух там действительно целебный, в нем порхают жизнеутверждающие фитонциды.

Мы с Марией там вели разговоры об устройстве жизни, о том, как что и почему. Например, сел человек за мелкую кражу, двушечку ему дали – и сразу в туберкулезный барак! Ему что так, что этак в больнице лежать, что воля, что неволя, практически все равно, разница едва заметная, кто лежал в русских больницах, тот поймет, – какой смысл в таком зигзаге? Или вот, к примеру, человек украл что-то или даже убил, его посадили в лагерь. Он сидит, сидит… Один убийца уже почти отсидел свое по закону, ему уж скоро выходить, и его даже кто-то ждет дома, не все забыли, не все отвернулись. И вдруг он – бац! – попадает к Маше в Мордовию, в эти курортные леса, в охраняемый поселок, не совсем курортный, но отчасти-таки курортный же! Выглядит все прекрасно, а чем кончится – поди знай. Я с этим парнем разговаривал, он был полон недоумения. Может, с позиций высшей справедливости приговор был мягковат, то ли парень не до конца осознал, а может, еще по новой как-то накосячил, не нашего это ума дела в таком разбираться.

– Эти философские проблемы меня волнуют всю жизнь, – говорила Маша. – Я не могу понять, за что так. Раньше же говорили, что человек человеку друг, брат. А сейчас нет. Как говорили древние греки, человек человеку волк. Сильный выживает, слабый ломается…

Я так-то вроде догадывался, отчего она выбрала такую специализацию в институте и почему пошла в такое гиблое место работать. Но, с другой стороны, в жизни почти никогда нет места подвигу и даже пафосу, это все могло оказаться простым совпадением. Или капризом. Или какой-то романтической историей – когда едут даже и в Сибирь за предметом страсти или, наоборот, из-за несчастной любви на эмоциях уезжают куда подальше от отчаяния и депрессии. Всякое бывает, но, конечно, кто не любил, тот не поймет.

И я таки ей задал этот вопрос: зачем? Почему она вот бросила себя на амбразуру?

– На это есть личные объективные причины, – ответила Маша коротко.

Я не отстал и полез дальше с вопросами, возможно, это было с моей стороны некорректно и неделикатно, но что делать, это же было не мое частное любопытство, такое уж у нас ремесло, и тут ничего не сделаешь (хотя в любой момент можно все бросить и уйти из него, но это уже другая тема).

Причиной была как раз та старая детская сиротская тоска и досада. И нестершаяся память об умершей много лет назад матери. Как память на жестком диске, очень жестком… Неубиваемом таком диске с пожизненной гарантией.

Это, давайте уж цинично скажем, помогает ей в работе!

– Я этих больных очень понимаю… Почему они лечиться не хотят, откуда у них такая агрессия… Интоксикация!

Польза и выгода от этого, впрочем, не столько ей, сколько больным. Кто с ними еще так носился бы и так терпел их капризы, которые, кажется, и саму мать Терезу бы допекли!

Кто как планирует жизнь, кто какую выбирает – это вопрос тонкий. Но вот девочка Маша сделала свой выбор и от него не отступилась, хотя никто не мешал ей после отработки трех лет по распределению вернуться к огням большого города… Ведь самодеятельность зеков, когда воровской ансамбль затягивает «Вечерний звон», и гастролеры (в хорошем, не блатном смысле слова) из райцентра – плохая замена большим и даже малым театрам, честно говоря.

Не всякий может вот так все бросить и служить не себе, но человечеству. Нет смысла, наверно, укорять тех, кто летает пониже, положив жизнь на накопление денег, зачем же требовать от людей невозможного. Но надо со всей определенностью сказать: люди, которые и тыщи рублей не послали за свою жизнь на лечение детей, должны как-то все ощутить свою ущербность. Мы должны дать им понять, что они неправы. Не надо от них этого скрывать. Долой деликатность!

Вот и весь сказ.

Как помочь