«Валите со своими бомжами»
Почему проект для бездомных работает в Петербурге, а в Москве – нет: интервью с директором «Ночлежки» Григорием Свердлиным
Благотворительная организация «Ночлежка» из Санкт-Петербурга больше года пытается открыть проект для бездомных в Москве. Год назад, арендовав помещение в Савеловском районе, организаторы еще до открытия столкнулись с протестом жителей. Договор аренды тогда расторгли. Сейчас, подобрав помещение подальше от жилых домов, между двумя вокзалами в Беговом районе, организаторы провели соцопрос и встречу с жителями заранее. Две трети участников ушли посреди разговора с криками «валите со своими бомжами».
– Почему в Петербурге ваша работа ценится, а в Москве вызвала протест?
– Запуская проект год назад, мы думали, что любой здравомыслящий человек будет рад видеть у себя в районе такой проект. Если ты не хочешь, чтобы в твоем районе были грязные бездомные, логично хотеть, чтобы появилась прачечная и душ, где люди могут помыться и выглядеть как обычные прохожие. Но мы не учли, что в Москве не было широкой общественной дискуссии на эту тему. Не было обсуждения в СМИ. Не было множества социальных и просветительских кампаний, которые мы проводили в Петербурге, особенно активно последние восемь-девять лет – вместе с Русским музеем, Петергофом, Летним садом.
В такой ситуации, как бы хорошо мы ни подготовили открытие, какие бы мелочи ни продумали и обсудили с жителями и чиновниками, наш проект вызовет отторжение у небольшой, но активной части общества. Я абсолютно уверен, что такую же реакцию у них вызвало бы открытие туберкулезного диспансера, СПИД‑центра или хосписа, и это уже случалось в Москве. Я могу понять людей, которым хотелось бы вывезти за 101‑й километр все, что представляет грустную сторону жизни. Но я не готов с ними согласиться. Такие проекты должны быть там, где есть нуждающиеся в них люди.
– В Савеловском мы промахнулись с выбором места: слишком близко к жилым домам. Мы по-прежнему уверены в безопасности наших проектов для жителей. В Петербурге приют расположен посреди жилой застройки. И СанПиНы позволяют нам открыть приют хоть в жилом доме, просто с отдельным входом. Но учитывая опасения части жителей, в Беговом мы нашли помещение между двумя железнодорожными вокзалами – в 500 метрах от ближайшего жилого дома.
Еще одна наша ошибка в Савеловском: мы начали обсуждение на неделю позже, чем следовало. Поэтому в Беговом мы решили встретиться с жителями заранее. Многие советовали нам сначала открыться, чтобы люди, узнав, сразу могли зайти и убедиться, как у нас хорошо, опрятно и красиво. Но мы считаем, что с людьми нужно разговаривать, а не открываться у них за спиной. Мне кажется, что у Москвы ускоренный метаболизм. Путь просвещения, который в Петербурге занял у «Ночлежки» 29 лет, Москва пройдет за несколько лет. Мне хочется в это верить, по крайней мере.
– На вашу встречу недовольные пришли вместе с представителем управы Бегового района и депутатами, которые поддерживают их позицию. Не значит ли это, что вам нужно было просто договориться с представителями власти и открыться?
– Надо договариваться и с властью, и с жителями. Мы, собственно говоря, так и делаем. Сначала мы предполагали, что исполнительная власть Москвы может предоставить нам помещения бесплатно, как в Петербурге. Мы писали в департамент имущественных отношений, просили выделить нам помещение, предоставляли рекомендательные письма от правительства Санкт-Петербурга, от известных людей, например Бориса Гребенщикова. На встрече представитель управы сказала, что глава против. Видимо, под давлением части местных жителей он изменил свою позицию. Муниципальные депутаты частично оказались за, часть – против, часть не высказали свою позицию.
Теперь мы ничего не ждем от представителей власти, встречаемся с ними с теми же целями, что и с жителями, – обсудить, узнать их мнение, внести какие-то коррективы в проекты. В июле глава управы Бегового района согласился, что проект нужен.
– Жители оказались недовольны и вашим социологическим опросом: всего 300 респондентов на 42 тысячи человек, пошли бы вы лучше по домам, раздали бы анкеты, познакомились. Как считаете?
– Мне кажется, это все из-за неприятия темы. Если бы мы пошли по домам, нас бы спросили: «А почему не опросили на улице и в магазинах?» Да, 300 человек – не 42 тысячи. Но мы и не делаем далеко идущих выводов – мы показываем, какие есть мнения в районе. Честно говоря, я не знаю другого благотворительного проекта, который перед запуском провел социологическое исследование и обсуждает его с жителями. Мне кажется, это само по себе довольно круто. И мы видим даже по реакции в соцсетях, что значительная часть активно поддерживает «Ночлежку». Часто те, кто поддерживают, не готовы тратить свое время на комментирование в соцсетях. А у нас на удивление активные сторонники. У нас уже десятки волонтеров в Москве, и сотни пишут: «Когда же вы откроетесь?» И мы будем дальше работать, мы будем просвещать. Рассказывать людям о причинах бездомности и о возможностях помочь. Рассказывать о тех, кому уже помогли и кто теперь живет обычной жизнью.
– Так мы и собираемся открыть маленький реабилитационный приют, чтобы показать жителям нашу реальную работу. Как мы можем показать результаты работы, не открывшись?
– 400 квадратных метров – это не такой маленький центр. В Петербурге вы начинали с одной комнаты и одного социального работника, как сами говорили.
– Зачем организации повторять путь, который она прошла за 29 лет? Почему начинать с одного соцработника, если даже планируемый реабилитационный приют на 20 мест не покрывает нужд Бегового района? Мы же понимаем, что в окрестностях Белорусского и Савеловского вокзала не 20 бездомных. К нам может быть претензия с другой стороны: почему открываете такой маленький центр? Мы делаем то, на что у нас есть ресурсы. Без своего пространства в Москве нас хватает на разовые акции вроде сбора и раздачи еды в честь Дня бездомных или просветительской выставки «Инстадрама» в Еврейском музее.
Мы прекрасно понимаем, что никогда не настанет момент, когда такие проекты будут нравиться всем. Для главного тезиса наших противников – «дело хорошее, но не в нашем районе» – есть даже международный термин: NIMBY, not in my backyard – «не на моем заднем дворе». Но мы ребята упорные. Мы готовы работать пять, десять, пятнадцать лет. Не получится у нас – придут другие. И в конце концов гуманистическая идея прорастет.
Комментарий эксперта
Андрей Амлинский, рекламщик и автор социальных кампаний:
– Москва сильно отличается от Петербурга и от других российских городов. И не только потому, что богаче и каждый тут сам за себя. Москва помешана на чистоте, что свойственно авторитарным системам. Тут происходит бесконечная зачистка всего и всеми способами: от водометов до поливальных машин. Поэтому к бездомным тут примерно такое же отношение, как в Сингапуре. Когда я был там, то спросил, есть ли у них бездомные. Оказалось, есть, но если человек засыпает на лавочке, к нему подъезжает полицейская машина – и он исчезает. Чтобы не портил пейзаж.
Кроме того, у нас, как в романах Сорокина, происходит «одревление», возрождение средневековой ортодоксии, только с айфонами. И у людей из-за этого вылезают архаичные страхи вроде страха зачумления: задел плечом бездомного – заразился туберкулезом. Будто медицина совсем не развита и нет способов контролировать ситуацию. Когда я делал социальную рекламу об аутизме, я столкнулся с подобным: люди боятся, что в инклюзивном классе их ребенок заразится аутизмом.
Когда люди без определенного места жительства получают определенное место, это начинает всех смущать. Есть в этом социальный парадокс. С людьми надо, конечно, разговаривать. Социальная реклама вызывает сопереживание. Но нужно понимать разницу между сопереживанием и прямым откликом. Вам жалко больного ребенка? Да. Вы готовы пожертвовать деньги? Да. Вы готовы, чтобы ваш ребенок ходил с ним в один класс? А тут уже большой вопрос.
Если такой проект вызывает активное неприятие в сложившихся районах, необязательно упираться в них. Москва большая. Мне часто приходится бывать в техногенных некрасивых кварталах, где никто не будет против «Ночлежки». А появится, скажем, на месте бывшего склада «Ночлежка» с клевым пространством, подтянутся добровольцы, откроются хипстерские кафе... И вот совсем другое место – на благо и бездомным, и всему городу.
Андрей Амлинский, рекламщик и автор социальных кампаний:
– Москва сильно отличается от Петербурга и от других российских городов. И не только потому, что богаче и каждый тут сам за себя. Москва помешана на чистоте, что свойственно авторитарным системам. Тут происходит бесконечная зачистка всего и всеми способами: от водометов до поливальных машин. Поэтому к бездомным тут примерно такое же отношение, как в Сингапуре. Когда я был там, то спросил, есть ли у них бездомные. Оказалось, есть, но если человек засыпает на лавочке, к нему подъезжает полицейская машина – и он исчезает. Чтобы не портил пейзаж.
Кроме того, у нас, как в романах Сорокина, происходит «одревление», возрождение средневековой ортодоксии, только с айфонами. И у людей из-за этого вылезают архаичные страхи вроде страха зачумления: задел плечом бездомного – заразился туберкулезом. Будто медицина совсем не развита и нет способов контролировать ситуацию. Когда я делал социальную рекламу об аутизме, я столкнулся с подобным: люди боятся, что в инклюзивном классе их ребенок заразится аутизмом.
Когда люди без определенного места жительства получают определенное место, это начинает всех смущать. Есть в этом социальный парадокс. С людьми надо, конечно, разговаривать. Социальная реклама вызывает сопереживание. Но нужно понимать разницу между сопереживанием и прямым откликом. Вам жалко больного ребенка? Да. Вы готовы пожертвовать деньги? Да. Вы готовы, чтобы ваш ребенок ходил с ним в один класс? А тут уже большой вопрос.
Если такой проект вызывает активное неприятие в сложившихся районах, необязательно упираться в них. Москва большая. Мне часто приходится бывать в техногенных некрасивых кварталах, где никто не будет против «Ночлежки». А появится, скажем, на месте бывшего склада «Ночлежка» с клевым пространством, подтянутся добровольцы, откроются хипстерские кафе... И вот совсем другое место – на благо и бездомным, и всему городу.
Фото предоставлены Григорием Свердлиным/«Ночлежка»